— В «Богему» — это идея, но это потом. Мы хотели предложить тебе театр на Бродвее.
— Вот так? — ошарашенно произнес Бо.
Какой режиссер не мечтает о том дне, когда к нему придут и скажут эти слова? Таких режиссеров нет.
— Я понимаю, это не короткий разговор, но мы просто должны дать тебе время подумать.
— А что тут думать? — сказал Бо. — Я согласен! Вы слышите, я согласен без всяких размышлений.
— Ну и отлично. Когда ты заканчиваешь репетиции?
— Через месяц. Самое большее через полтора. Но какое это имеет значение — я буду репетировать на новой сцене.
Бо повернулся к актерам, но увидел, что остался уже один Чак.
— Слышишь, Чак? Ты хочешь работать со мной на Бродвее?
— Я хочу работать с тобой везде, — сказал Чак.
— Так вот — мы продолжим репетиции в новом театре!
— Подожди, Бо, — мягко сказал Фред. — Речь идет о театре, в котором уже есть своя труппа. Ты, конечно, можешь взять с собой нескольких актеров. Но — не всех.
— Да у меня актеров-то всего десять, — сказал Бо.
— Но речь идет о двух, максимум — трех. Ты же не выгонишь из театра меня и Лору?
Лора очаровательно улыбнулась.
— Что ты, Фред, я очень хочу работать с вами.
— Тогда тебе придется распрощаться со своей труппой. Думаю, они уже вполне встали на ноги. Теперь с ними посчитает за честь работать любой режиссер.
— Нет, Фред, это мои актеры. Они, как мои дети. Даже когда дети становятся на ноги, мы не отдаем их другим родителям. У меня идея — мы объединим оба театра. У нас будет две сцены. На одной постоянно будем играть спектакли, а на другой репетировать и учить. Да, Фред, мы можем на базе этого театра открыть театральную школу. Неужели тебе не хочется иметь учеников?
— Это очень заманчиво, Бо.
— Я думаю, и Лора не откажется вывести в свет несколько театральных звезд.
Лора снова улыбнулась.
— Но дело все в том, Бо, что у дирекции театра весьма консервативные взгляды… Словом, ты понимаешь, о чем я говорю?
— Нет. Разве консерваторы против театральной школы?
— Речь не об этом… — Фред понизил голос. — Они с осторожностью относятся к черным актерам.
— А как они относятся к тому, что я сейчас вышвырну тебя отсюда вон? — так же тихо спросил Бо.
Фред повернулся, чтобы уйти, но Бо схватил его за руку:
— Подожди, герой. Я еще не отпустил тебя. Я еще не заглянул в твою душу.
— Бо, не надо, — попросила Лора.
— С тобой отдельный разговор. Так вот, Фред. Я теперь хочу спросить тебя — как тебе спится по ночам? Ночи ведь тоже черные? Как на тебе сидит вот этот сюртук, этот цилиндр и эти перчатки? Все это тоже черное. Скажи мне, Фред, тебе не стыдно? Просто стыдно и все. Понимаешь, такое простое чувство. Оно тебе знакомо?
— Ты делаешь мне больно, — сказал Фред.
— Нет, я еще не делаю тебе больно. Я только начинаю.
— Бо, я прошу тебя! — воскликнула Лора.
— Фред, ты актер и должен действовать по указке режиссера. На сцене ты делаешь это великолепно! Зачем же ты делаешь это в жизни? Кто твой режиссер? Что за пакостный спектакль он ставит? Почему ты согласился в нем на роль статиста? Ты, человек с положительным обаянием, играешь мелкого злодея. Не крупного даже — так, мальчика на гадких побегушках. Фред, я очень хочу работать на Бродвее. Я всю жизнь мечтал об этом! Кажется, ты убил мою мечту. Я больше не буду с тобой здороваться.
Бо отпустил Фреда и брезгливо вытер руки платком.
— А теперь о тебе, Лора. Ты думаешь, что в этом человеке весь смысл жизни? Ты думаешь, что вот эти мелкие актерские интрижки и есть искусство? Ты думаешь, карабкаться к успеху по чужим головам, это и есть — загадка творчества? Твоя улыбка может покорить мир, а она покорила пока что только мусорную кучу. Я имею в виду не только Фреда, а всех, кто послал вас сюда, чтобы меня купить. Запомните, ребята, актер должен быть вне политики, вне денег, вне моды. Но он не может быть вне морали. Прощайте. Передайте в «Богеме», что я больше к ним ни ногой.
Этот инцидент, как ни странно, вовсе не испортил настроения Бо. Тот магический отголосок сегодняшней репетиции все еще жил в нем. Он попрощался с Чаком, который так и не понял, почему они уже не будут репетировать на Бродвее, и остался в зале один.
Теперь и он пытался прислушаться к эху замолкнувших голосов. Еще раз вернуть себе это чудное ощущение всевидящего ока, которое наблюдает за жизнью удивительно близких людей, за их бедами и радостями, за их интимными поступками и взглядами…
Бо вышел на сцену. Только что здесь были актеры. Они ходили между этими стульями, как будто их тени еще остались здесь.
В театре было тихо. И Бо сам начал расхаживать между стульев, обозначающих декорации, сам стал с собой разговаривать.
И тут услышал шаги.
Как же он забыл?! Ведь к нему должен прийти Хьюго!
Бо взглянул на часы. Ну, конечно, как раз половина девятого!
— Я здесь! — крикнул он в коридор. — Я на сцене.
— А где же тебе еще быть?
Бо почему-то даже не удивился. Это был такой день, когда удивляться перестаешь, потому что слишком часто пришлось бы этим заниматься.
Уитни стояла в проходе между рядами зрительских кресел и, слегка наклонив голову, смотрела на Бо.
Легче умереть