Сын Сарбая

— Может быть, сама найдешь? Выбирай самую красивую. — Сказав это, Дардаке мучительно покраснел. — Ладно, не стоит, лучше посмотри вот на ту кучку. Сколько их там?

Она дернула плечом:

— Откуда мне знать!

— Пятьдесят четыре, — сказал Дардаке. — Побежим сосчитаем.

Он погнал овец и ягнят через узкое пространство между кустом шиповника и большим валуном. Зейна считала вместе с ним.

— Правильно. Но как ты мог?.. Как ты это делаешь?

— Очень просто: сперва считаю их ноги, а потом делю на четыре и так узнаю количество овец.

Зейна фыркнула и покосилась на него:

— Ты меня принимаешь за дурочку?

— Нет, что ты! Я и сам как следует не знаю. Вот посмотри, что я еще могу.

И он стал показывать ей то, что две недели назад не захотел показать усатому Закиру и членам комиссии. Дардаке отворачивался, Зейна отнимала от сосков матери ягненка и приносила ему, а он тут же находил в стаде ту самую овцу — мать. Зейна бегала туда и обратно и, стараясь запутать Дардаке, приносила ему ягнят из разных концов отары; он безошибочно угадывал.

— Как ты это делаешь, как тебе удается узнать?

— Понимаешь ли, директор школы тоже не с первого дня может отличить каждого ученика…

— Перестань! — Зейна топнула ногой. — Как тебе не стыдно! Ты все время сравниваешь людей с животными, школу — со стадом, талант учителя — со способностями чабана.

— Не надо сердиться, — отвечал Дардаке. — Я ведь и сам только пробую понять. Видишь ли, хоть овцы и пасутся вместе, но у каждой своя судьба, своя жизнь. Одна болела чесоткой, другая расцарапалась об иглы шиповника, и на месте зажившего рубца изменился цвет шерсти, третья тяжело рожала, четвертая… Есть овцы, которых мы с трудом приучали к ягнятам, — они не хотели кормить. Есть любвеобильные, готовые дать свое молоко чужому, а потом этот чужой ягненок болеет поносом. Ты понимаешь, все овцы — матери-одиночки, у них трудная жизнь, тем более что они глупые, очень глупые. Чабан должен помогать, защищать их, учить…

— Учить? Разве можно овцу чему-нибудь научить?

Зейна слушала его сперва внимательно, однако на лице ее появилась насмешливая улыбка, и кончилось тем, что она зевнула. И тут, на счастье, их позвали. Салима-апа махала рукой и кричала:

— Скорей, скорей, мы вас ждем! Стынет бешбармак!

Неподалеку от юрты в траве лежал брошенный Зейной набитый до отказа школьный портфель. Она подняла его, Дардаке спросил:

— Что у тебя там? Зачем привезла?

Не ответив ему, Зейна вошла в юрту.

* * *

Да, портфель Зейны таил в себе серьезные дела. Недаром она так важничала. Стали понятны намеки, которые она делала на горе, говоря, что им надо много пройти.

Удивительные события! Сперва они показались радостными, но потом вдруг осветились по-иному, Сарбай даже помрачнел и запел свою старую песню.

— Мы из племени униженных, судьба никогда не будет к нам благосклонна, — повторял он и скорбно качал головой.

Но лучше рассказать по порядку. После того как гости и хозяева плотно поели и старый Буйлаш, вытерев рот, отодвинулся от блюда с едой, Дардаке заметил быстрый вопросительный взгляд, брошенный дедушке Зейной. Он вроде бы ждал этого взгляда. Кивнул ей в ответ, и тогда она подтянула к себе портфель. Достав из него какую-то бумагу, Зейна обратилась к хозяину дома:

— Уважаемый Сарбай-ака, я привезла важное письмо. Оно адресовано вашему сыну, но касается всей семьи. Можно, я прочитаю его вслух?

Сарбай не привык к столь торжественному тону, он не знал, улыбаться ему или быть серьезным. Не успел он ответить, как выскочила Салима-апа:

— А разве сын мой, которому послана эта бумага, неграмотный? Или уж наступили времена, когда женщины берут верх над мужчинами?

Дардаке стало не по себе. Как грубо и резко говорит мать! После таких слов гостья должна обидеться и уйти.

Но Зейна не обиделась. Смело подняла глаза на хозяйку:

— Директор школы поручил… Мне все учителя поручили и весь наш класс!

— А при чем тут теперь учителя и весь ваш класс вместе с директором? Мой сын теперь уже не школьник, а помощник чабана. — Салима оглядела всех присутствующих. Но Сарбай и дедушка Буйлаш смотрели на нее неодобрительно, и она сменила гнев на милость: — Ну да ладно, читай! Надо уважать тех, которые учили грамоте.

Зейна поднялась и с выражением прочитала: