Сын Сарбая

— Зейна! — позвал Садык-байке. — Ты, оказывается, не только учиться помогаешь чабанам, но и работаешь лучше всех. Вот Сарбаев говорит, что тебя надо премировать.

Девчонка звонко рассмеялась. С Садыком-байке она разговаривала всегда легко и свободно. Он представляется ей человеком справедливым, не то что старый председатель. Правда, и этот без образования…

— Садык-байке! — начала она звонким голосом. — Вот вы сказали на собрании, что Дардаке человек талантливый, а сейчас говорите, что ему не надо учиться.

Садык с удивлением поднял бровь и неодобрительно глянул на девочку:

— Не понимаю. Что-то ты не то говоришь, комсомолка дорогая! Кто тебе сказал, что я против учения?

— А зачем чабану учиться? Вы же сказали, что Дардаке чабан… Уже всего достиг…

Она была несносна. Задавала вопросы, не слушая ответов. Она обвиняла. Первый раз в жизни ей пришлось так вот разговаривать со взрослым и таким ответственным… дяденькой.

— Эй, девочка, не слишком ли много на себя берешь! Кто сказал, что чабан должен оставаться темным? Слушай, но только слушай как следует… Мне известно, что мама твоя, Сайраш-апа, хочет уехать во Фрунзе. Твоя мама лучшая в колхозе доярка, но жить с нами не хочет…

Зейна резко перебила:

— А я знаю, что вы не хотите ей дать паспорт. Но у нас в кыштаке нет десятилетки, а я не собираюсь быть ни дояркой, ни чабаном, ни скотницей. Хочу жить в городе, получить высшее образование. И вообще вы… вы… — Она хлестнула кнутом лошадь и поскакала вперед.

— Зейна, Зейна! — закричал Садык. — Я привез тебе новости!

Девочка приостановила свою лошадь и слушала полуобернувшись.

— Ну ты, строптивая!

— Это не новость. Вы тоже строптивые…

— С осени в кыштаке открывается десятилетка.

— Значит, не хотите отпускать из колхоза?

— Отпущу. — Садык махнул рукой. — Тебя отпущу.

— А Дардаке?

— Что Дардаке? — Он обернулся к парнишке: — Ты что, неужели хочешь уезжать?

— Она болтает, товарищ командир…

Дардаке сказал это негромко, но Зейна услышала.

— Значит, я болтушка? Тогда прощай, не хочу тебя знать!

И, еще раз стегнув коня, Зейна поскакала в сторону кыштака. Вскоре она скрылась за поворотом.

Сцена эта, довольно необычная для сельской Киргизии, вызвала среди всех здесь находившихся мужчин растерянность и недоумение. Подъехал Буйлаш. Садык не хотел бы портить настроение старцу. Но как-никак Зейна приходилась ему внучкой и он отвечал за ее воспитание. Пока молчал Садык, молчали и другие.

Буйлаш поздоровался с Садыком за руку, другим мужчинам кивнул и только после этого, показав головой в ту сторону, куда ускакала Зейна, спросил:

— Ты услал ее за чем-нибудь?

Тут заговорили все вместе, один лишь Дардаке скромно молчал. С трудом поняв, что произошло, старик опустил голову.

— Слишком много свободы получили у вас женщины, — сказал он.

Ответ был таким неожиданным, что Садык прекратил этот разговор. Он стал расспрашивать старика, каково положение на летовке Сарбая. И Садык и два его помощника повернули коней и поехали обратно к кыштаку.

— А разве вы не собирались к папе? — спросил Дардаке.

— Мы ехали к нему, чтобы помочь, думали, что снег натворил у вас беды, а теперь я спокоен. И товарищи мои тоже там не нужны. На тебя, видно, можно положиться! — весело сказал Садык и хлопнул парнишку по плечу.

— Но ведь чабан не я.

— Ты чабан. Ты прирожденный чабан. Но вот беда — у нас многие до сих пор считают, что способные к наукам и к учебе люди не должны оставаться на такой работе. Я слышал даже, как один человек называл труд чабана унизительным.

— А это правда, Садык-байке, что у нас будет десятилетка? — спросил Дардаке. — Скажите, а вы будете в ней учиться? Я слышал, война помешала вам получить образование… Скажите еще, если у меня раньше была одна мечта, а теперь появилась другая, разве это плохо?

— Ты сразу так много спрашиваешь…

— Я очень хочу учиться, и хочу много повидать, и хочу читать книги, и смотреть кино, и ездить. Но как же быть, если чувствую свое призвание… Что такое призвание, Садык-байке?

Они поднялись на кромку перевала.

Перед ними далеко внизу расстилался родной кыштак.

Всадники остановились, горячий ветер долины принес к ним аромат цветов и пряный запах кизячного дыма.

Вдали тарахтел трактор. А справа, на зеленом склоне, были разбросаны ярко-белые точечки.

Над ними возвышался всадник.

— А-ла-пай! — сложив рупором руки, закричал Садык.

А потом они вместе стали кричать:

— Алапай, Алапай!

И пока всадник ехал к ним, Садык, протянув руку с плеткой в сторону сверкающих белых точечек на зеленом лугу, сказал, обращаясь ко всем, но больше всего к Дардаке: