Сын шевалье

Помня распоряжения Леоноры, он позаботился о том, чтобы не оставить следов своего пребывания: положил на место лампу, запер все двери, оставил ключ в скважине и вышел на улицу -очень недовольный, мрачный и озабоченный.

Когда он повернул на улицу Бюшри, какая-то тень отделилась от дома, стоящего напротив, и тихонько последовала за ним.

Глава 28 ГРЕНГАЙ ПРИЗЫВАЕТ НА ПОМОЩЬ ШЕВАЛЬЕ ДЕ ПАРДАЛЬЯНА

Кончини, провожая супругу, оставил дверь кабинета полуоткрытой. Так как он бросил плащ и шпагу на стуле, то непременно должен был за ними вернуться.

Едва он вышел из этого кабинета, где, будучи абсолютно уверен, что никто его не подслушивает, совершенно свободно говорил о самых ужасных замыслах, из-за тяжелой бархатной портьеры, затканной золотом, появился какой-то человек.

С полным спокойствием и с изумительной непринужденностью, словно бы у себя дома, человек этот запер на два оборота ключа дверь, скрытую портьерой, а ключ положил себе в карман.

Взглянув на стул, где лежали шпага и плащ хозяина дома, он повернулся, посмотрел на полуоткрытую дверь и с улыбкой пробормотал:

— Он вернется сюда. Прекрасно.

Подойдя к полуотворенной двери, он выглянул и увидел Кончини, застывшего у выхода на улицу, после чего спокойно отошел в глубь кабинета.

Дверь открывалась вовнутрь. Незнакомец встал сбоку, чтобы створка прикрыла его, когда войдет Кончини. Тут он заметил, что шпага и плащ, лежащие справа, также окажутся скрытыми от глаз входящего. На лице его появилась гримаса отвращения, и он сказал себе:

— Я не желаю, чтобы этот негодяй принял меня за такого же убийцу, как он сам.

С этими словами он перенес шпагу с плащом налево — так, чтобы Кончини мог сразу увидеть их, войдя в кабинет. Сам же вновь поместился за створкой двери.

Человеком, что столь непринужденно чувствовал себя в чужом доме, был шевалье де Пардальян. Как он здесь оказался? Это нам предстоит объяснить. Но прежде мы должны обратиться к известным нам троим храбрецам, верным товарищам Жеана.

Каркань, Эскаргас и Гренгай, расставшись со своим вожаком у Бычьего дворца, направились к Сен-Эсташ.

Мы знаем, что благодаря щедрости Кончини кошельки у них были набиты золотом. Владея таким богатством, они вполне могли утолить голод и жажду даже в столь поздний час и невзирая на все запреты полиции.

Итак, с улицы Фур они свернули на улицу Гренель и подошли к улице Сент-Оноре со стороны церкви. Здесь перед ними предстал позорный столб. Миновав его с вполне понятным омерзением, они устремились на улицу Шан-Флери, прославленную своим гостеприимством в любое время суток.

К полудню следующего дня они все еще сидели в кабачке, правда, переместившись на улицу Тиршап, параллельную улице Арбр-Сек. Инстинкт привел их поближе к жилищу вожака -Жеана.

Естественно, именно о нем они и говорили. И о маленькой мадемуазель — так они называли Бертиль, — которая оказалась дочерью короля. И о достойном дворянине (Пардальяне), которого пришлось разбудить посреди ночи. И о Кончини, с которым они сыграли такую славную шутку накануне, что теперь к нему лучше было не соваться. Словом, они заново переживали все перипетии недавнего приключения.

— Однако же мы остались без работы, — заметил практичный Каркань. — Пора подумать о пропитании. Боюсь, миновали для нас хорошие денечки.

— Ба! Да разве наш Жеан о нас не позаботится?

— Еще бы! Он женится на своей мадемуазель… а та, должно быть, богата, как… как королевская дочь, черт возьми! И мы пойдем к нему на службу.

Эта приятная перспектива несколько успокоила Карканя.

— Эх! — воскликнул Гренгай, вдруг залившись смехом. — Какую рожу, верно, скорчил Кончини, когда господин Жеан пришел развязывать его.

— Ты думаешь, он туда вернулся?

— Сам рассуди, Каркань, неужели господину Жеану не о чем переговорить с Кончини?

— Бедняга Каркань, — жалостливо произнес Эскаргас, — он почти так же глуп, как брат Парфе Гулар.

— Откуда же мне было знать? — пробурчал недовольно Каркань, очень задетый сравнением с Парфе Гуларом, чьи глупость и невежество вошли в пословицу.

— Можешь не сомневаться, — серьезно промолвил Гренгай, — Жеан туда вернулся, как только вышел из Бычьего дворца… и объяснил Кончини при помощи одного из своих неотразимых ударов, что к его невесте лучше не приставать.

— Так что Кончини сейчас, — авторитетно подтвердил Эскаргас, — наверное, уже помер, проглотив несколько дюймов стали. Такое угощение переваривается с большим трудом.

— И пусть сатана примет его душу! — елейным тоном добавил Гренгай, которого немедля поддержали товарищи, возгласив проникновенно:

— Аминь!

И наши храбрецы от души расхохотались.

Выйдя наконец из кабачка, они двинулись куда глаза глядят и буквально через пятьдесят шагов натолкнулись… на кого бы вы думали? Да на Кончини же! Он, только что ими похороненный, шел прямо на них! Живой Кончини — из мяса и костей, в полном здравии, такой же нарядный и элегантный, как всегда. Они едва успели нырнуть в ближайшую подворотню. Кончини прошествовал мимо, не заметив наших храбрецов.