Сын славного города

Откуда у отца морёный дуб взялся? Дерево то не дешёвое, в сёлах не найти, за ним в Сабу идти надо. Там, в городе, много чего есть такого, чего село никогда и не видело.

Что-то было в этой мысли. Но что?

Замычали коровы, и послышался знакомый свист, за ним хлёсткий удар – коров кто-то по лугу гоняет. А затем голосок тоненький что-то крикнул. Голосок не знакомый. Да и откуда? Он далеко от дома забрался. Всё ещё южные земли и конные разъезды встретить можно из южного замка, но он никогда прежде, так далеко не забирался. Даже когда ватага детишек из села решалась приключений в поле поискать, и тогда не забирались далеко. А то мало ли – волки там, хотя их уж лет пять никто в глаза не видел. Или разбойники какие, да и этих давно не видно.

Мычание становилось ближе, тонкий голосок звучал реже, но слышался всё отчётливее.

Логран поспешно собрал пожитки, раскидал золу по земле и спрятался в кустах.

Коровы двинулись мимо, он их видел из своего укрытия, а вот их пастух, к ручью спустился вприпрыжку, на ходу помахивая тонким прутом. Пастух тот к ручью подбежал, на коленки встал и, зачерпнув горсть воды, стал её шумно пить. Длинная русая коса пастуху мешала, так что он её вокруг шеи обернул и за плечо закинул что осталось.

Пастушка то была, совсем юная, даже младше чем он – мелюзга, в общем.

-Эй! – Вдруг встрепенулась девочка и повернула голову к кустам, где он, как ему казалось, надёжно спрятался. – Ты кто таков? Почему по кустам прячешься?

Логран покраснел отчего-то и выступил из кустов, голову повесив, опять же непонятно почему, повесив виновато. Девчушка конопатая, с голубыми глазами, смотрит на него хмуро, кулачки уперев в бока.

-Ну, чего молчишь?

-Надо вот и молчу. Не твоё дело вообще. – Буркнул Логран в ответ.

-Дурак ты. – Заявила девочка надув губки. Поправила платьице своё полотняное, нитками красными, да синими расшитое в чудаковатый узор и, вздёрнув носик, добавила. – Не досуг мне тут с тобой лясы точить. Работы у меня невпроворот.

-Ну, иди тогда и работай. – Снова ворчит мальчик, а сам красный как рак. И ведь хамить не хочется, а как проклятье какое-то! Кроме как грубости, на язык ничего и не идёт.

Девочка хихикнула – не укрылось от неё, что красный он весь.

-А я Логанна. – Вдруг сказала она и снова хихикнула.

-Логанна? – Эхом отозвался Логран.

-Ну. – Девочка насупилась, на него подозрительно зыркнула. – Вот смеяться будешь, вот я сразу, как дам! – И тонкий сухой прут со свистом рассёк воздух – Логран вздрогнул, по спине мурашки побежали. Помнит спина прутья такие. Любил их отец. Боль от них зверская, кожу не рвут, синяки и ссадины без шрамов проходят и быстро. Отлупил вволю и урок преподал и мальчик к утру уже более-менее очнётся, работать сможет.

-Чего мне смеяться-то? – Шмыгнув носом, спросил Логран. – Красивое имя, мне нравится.

Теперь девочка покраснела. Тоже носом шмыгнула, и невнятно что-то сказав, рукой махнула в сторону коров, потом глянула туда, да руками всплеснула.

-Ой! Прива Милостивая! – К нему повернулась, глаза большие, испуганные. – Заболталась, а коровы-то разбегаются! Ой! Мамка-то накажет!

И со всех ног побежала Логанна к коровам своим, оставив мальчика у ручья, в растерянности и недоумении. Он долго смотрел ей вслед. Девочка уже убежала, а он всё смотрел на росшие по краю оврага кусты. Они ещё раскачивались из стороны в сторону, потревоженные Логанной.

-Прям наваждение какое-то. – Пробормотал он, шагнув к тем кустам. Остановился, головой покачал и повернул в другую сторону.

Вскоре он обошёл село стороной и двигался по бескрайним Сабасским полям, да куда глаза глядят. А смешливое личико Логанны, всё не выходило из головы. Странно это как-то было.

Дни шли один за другим, он всё шёл куда-то, сам не зная, куда и зачем. Да и сколько дней прошло вспомнить не смог бы. Ботинки из кожи, что отец отдал, когда сносил, теперь изорвались полностью. Нитки, что остались от перешивки под собственную ногу, вылезли, кожа в дырках вся, теперь они ноги не защищали от перипетий дороги, а лишь натирали пятки. Пришлось выкинуть, да ходить босиком. А как это делать он уже и подзабыл. Всё-таки, года два как ботинки ему отец подарил. А с другой стороны, он босым годами бегал, так что вспомнил, как это делать, довольно быстро. Вот как камешком стопу распорол, так и вспомнил. Идти стало трудно, шёл медленно, нога заживать никак не хотела. И в ручье мыл и травой Трелистной гной с раны вытирал, а всё не заживает. В какой-то момент он понял, что что-то не так – несмотря на прохладу ночи, подступившую к нему на очередном привале, он ощущал страшный жар. Рубашка шерстяная, казалось, раскалилась добела. Вдруг стало очень светло, небо раскачивалось над ним, и в ушах всё нарастал страшный звон. Он не помнил, как нашёл пещерку в глиняном откосе, не помнил, как развёл там костёр. Утром проснулся, а костёр тлеет, рубаха на земле лежит, голова болит ужасно, и нога пульсирует от тупой, противной боли. Он на ногу глянул и в ужасе вздрогнул – распухла так, что и смотреть страшно.