Сын солнца (пер. Кившенко)

Этотъ человкъ, который лтомъ могъ быть такимъ веселымъ, бодрымъ, жизнерадостнымъ, въ холодные темные зимніе дни поддавался унынію и безнадежной тоск; и они овладвали имъ и порабощали его. Переходы отъ одного настроенія къ другому, отъ одного душевнаго состоянія къ противоположному были у него такъ внезапны, такъ сильны, какъ порывы бури. Онъ часто падалъ на колни передъ своимъ младшимъ ребенкомъ и, обливаясь горючими слезами, молилъ за него Бога. Его страстнымъ желаніемъ было, чтобы этотъ мальчикъ никогда не сдлался какимъ-нибудь общественнымъ дятелемъ, извстнымъ лицомъ, какъ онъ самъ. У всхъ извстныхъ людей источники души всегда изсякаютъ, засоряются. Этихъ людей портитъ то, что о нихъ всегда открыто и довсюду говорятъ, на улицахъ на нихъ вс обращаютъ вниманіе, и они слышатъ замчанія, которыя высказываютъ о нихъ прохожіе. До чего, вслдствіе этой вчной выставки, этой жизни напоказъ, становятся неестественными, фальшивыми ихъ взгляды, ихъ походка, ихъ манера держать себя! Мальчикъ долженъ обрабатывать и засвать свой собственный клочокъ земли и собирать жатву со своего поля. Онъ также долженъ быть избавленъ отъ необходимости жить на чужой сторон. До чего на чужой сторон мучительно трудны поиски подходящей почвы, гд бы можно было пустить корни, устроить домашній очагъ! На чужой сторон не вс произносимыя слова усваиваются, не вс взгляды, не вс улыбки понимаются. Небо тамъ другое, звзды стоятъ въ иномъ направленіи, и нелегко ихъ отыскать и узнать. Часто, любуясь цвткомъ на чужой сторон, замчаешь въ немъ другіе тона, другіе оттнки; часто и птицы не т, а на шестахъ развваются иные, чужіе флаги!

Онъ самъ инстинктивно чувствовалъ себя оторваннымъ отъ родной почвы, какъ бы вырваннымъ изъ своей природной среды. Онъ, быть можетъ, когда-то, въ недалекомъ еще прошломъ, принадлежалъ иной, далекой, чужой стран — и вотъ почему сынъ его долженъ былъ въ теченіи всей своей земной жизни жить, а затмъ и умереть на томъ клочк земли, который будетъ обрабатывать.

— 30° по Цельсію.

Онъ съ ужасомъ замчаетъ, что становится холодне, что на поляхъ жизнь замираетъ. Его окно выходитъ на лсъ и на широкую прозжую дорогу, по которой люди идутъ и возвращаются изъ города. Ни одинъ листъ въ лсу не дрогнетъ больше, иглы сосенъ и елей вытянулись прямо, точно шила, и вс деревья покрылись инеемъ. Маленькая несчастная синичка еще сохранила достаточно силъ, чтобы двигать крыльями. Тамъ, гд она пролетла, виднется легкая полоска пара. Природа не дышитъ больше. Она безмолвна и холодна, и малйшее дуновеніе втра не колышитъ воздуха — все окоченло, все бло, точно сало.

Но вотъ внезапно на дорог раздается звонъ колокольчика, прозжаютъ сани, въ саняхъ сидять дама и господинъ. Надъ лошадью и людьми стелется все время блое облако, которое постоянно возобновляется. Эта дама и этотъ господинъ наврное никогда не видали, какъ зретъ виноградъ, быть можетъ, никогда въ жизни не пробовали его. На лицахъ ихъ не выражается недовольства погодой; они дутъ по своимъ маленькимъ длишкамъ въ городъ и изрдка покрикиваютъ на лошадь, когда имъ кажется, что она слишкомъ медленно движется въ этомъ странномъ и застывшемъ сал. Житель жаркой страны, страны южнаго солнца, хохоталъ бы до слезъ надъ этими санями и надъ сидящими въ нихъ людьми. Но ихъ глаза спокойно и безъ малйшаго удивленія глядятъ на эту ужасную холодную загадку, окружающую ихъ со всхъ сторонъ; они даже не думаютъ о ней, потому что они сами — дти снга и выросли среди снговъ.

Онъ видитъ, какъ его маленькая дочь играетъ подъ его окномъ. Она съ головы до ногъ укутана въ теплую шерстяную одежду, только подъ длинными чулками изъ козьяго пуха подшиты кожаныя подошвы. Снгъ жалобно скрипитъ подъ ея ножками, когда она идетъ, таща за собой салазки. И видъ всего этого заставляетъ его плечи вздрагивать, онъ закрываетъ глаза, какъ бы изнемогая, — та странная, никому непонятная пытка, которую онъ одинъ испытываетъ, покрываетъ его лобъ. холоднымъ потомъ.

Двочка зоветъ его. Она поднимаетъ кверху свое раскраснвшееся отъ холода личико и жалуется ему, что веревка, привязанная къ салазкамъ, оборвалась. Онъ сейчасъ же спускается внизъ, связываетъ веревку и стоитъ на мороз безъ шляпы и безъ теплаго платья.

— Разв теб не холодно? — спрашиваетъ двочка.

Нтъ, онъ никогда не мерзнетъ, руки его совсмъ теплыя, только ледяной воздухъ вызываетъ при дыханіи какую-то колющую боль въ горл. Но онъ никогда не мерзнетъ.

Онъ замчаетъ, что видъ высокой старой березы, растущей передъ подъздомъ, какъ-то измнился: ея стволъ треснулъ. «Это сдлалъ морозъ», — думаетъ онъ съ дрожью въ душ.

Въ ночь погода опять измнилась. Онъ сидлъ на кровати и ждалъ съ нетерлніемъ боле теплой погоды, хотя онъ зналъ, что зима должна еще вернуться и продержаться нкоторое время. Но въ немъ какъ бы пробудилась какая-то надежда.