Сын цирка

Но такой вывод огорчил его. В поисках того, чем бы заняться, чтобы реализовать свой творческий потенциал, доктор уже пошел на компромисс – еще даже ничего не начав! Он попытался утешить себя тем, что подумал о плотских радостях в объятиях жены. Но опять же взгляд на далекий балкон не приблизил доктора Даруваллу к Джулии, и он констатировал, что его фени с пивом едва ли были бы грамотной прелюдией к любовным играм, особенно в такую невозможную жару. Что-то из написанного мистером Солтером замерцало в полуденном пекле над доктором Даруваллой: «Чем яснее человек видит этот мир, тем больше обязан делать вид, что таковой не существует». Список того, чего я не знаю, растет, подумал доктор.

Он не знал, например, названия вьющегося растения с густой листвой, которое вползло по стене, обняв балконы второго и третьего этажей отеля «Бардез». Оно было в полном распоряжении маленьких и юрких полосатых белок; в ночное время по нему, превосходя в прыткости любую белку, шныряли туда-сюда гекконы. Когда солнце освещало эту сторону отеля, то среди листьев раскрывались крошечные бледно-розовые цветы, но доктор Дарувалла не знал, например, что зябликов привлекали сюда отнюдь не цветы. Зяблики питаются семенами, чего доктор Дарувалла не знал, как не знал, что у зеленого попугая, осваивающего ветку, два пальца ноги смотрят вперед, а два назад. Это были детали, которые он упустил, и они пополняли растущий список того, что ему было неведомо. Он представлял собой некую разновидность обывателя – где бы он ни был, всегда чуть растерян, в чем-то чуть заблуждается (или в чем-то не осведомлен). Тем не менее, даже когда он переедал, доктор оставался бесспорно привлекательным человеком. А не каждый обыватель привлекателен.

Грязная хиппи

Доктор Дарувалла настолько погрузился в дрему за еще не убранным после трапезы столом, что один из прислуживающих в «Бардезе» мальчиков предложил ему переместиться в гамак, который повесили в тени арековых и кокосовых пальм. Посетовав, что гамак находится слишком уж близко к главному пляжу и что тут ему не будет покоя от песчаных блох, доктор тем не менее опробовал гамак; Фаррух не был уверен, что тот удержит его. Однако гамак удержал. На данный момент песчаных блох доктор не обнаружил. Поэтому пришлось дать мальчику чаевые.

Казалось, что единственной целью этого мальчика по имени Пункай были чаевые, поскольку в сообщениях, как правило его собственного сочинения, которые он передавал в отель «Бардез» и в прилегающие помещения – в ресторан и таверну, – абсолютно никто не нуждался. Например, Пункай спросил доктора Даруваллу, нужно ли сбегать в отель и сказать «миссис Доктор», что мистер доктор дремлет в гамаке около пляжа. Доктор Дарувалла сказал: нет. Но спустя какое-то время Пункай снова оказался возле гамака и доложил: «Миссис Доктор читает то, что, я думаю, есть книга».

– Иди, Пункай, – сказал доктор Дарувалла, но тем не менее не оставил бесполезного мальчика без чаевых.

Затем он подумал о том, что же именно читает его жена – Троллопа или, в очередной раз, Солтера.

Учитывая, сколько всего Фаррух поглотил за обедом, ему еще повезло, что он был в состоянии соснуть. Усердная работа его пищеварительной системы сделала здоровый сон невозможным, но и при всем этом ворчании и урчании в животе – включая внезапную отрыжку или приступ икоты – доктор урывками дремал, и ему что-то снилось, и он вдруг просыпался с мыслью, что его дочери утонули, или у них солнечный удар, или на них напали насильники. Потом он снова выпадал из реальности.

Во время этих пробуждений и погружений в сон перед мысленным взором Фарруха возникали и исчезали воображаемые детали полной смены пола Рахула Рая, проплывая в сознании, словно запахи самогонного фени. Эта экзотическая аберрация сталкивалась с довольно простыми постулатами Фарруха – с верой в чистоту его дочерей и верностью жене. Разве что чуть менее простым было для доктора Даруваллы представление о Джоне Д., созданное его естественным желанием возвысить молодого человека над постыдными обстоятельствами его рождения и сиротства. И если бы я только мог сыграть какую-то роль в этом, грезил доктор Дарувалла, я мог бы однажды стать таким же творцом, как мистер Джеймс Солтер.

Но то, что читалось при первом взгляде на Джона Д., носило мимолетный и поверхностный характер; он был притягательно красив и настолько неколебимо самоуверен, что его невозмутимость как бы скрывала отсутствие каких-то других качеств. Увы, доктор полагал, что Джону Д. чего-то не хватает. В этом, считал Фаррух, он чересчур опирался на мнение своего брата и его супруги, ибо и Джамшед, и Джозефина были хронически обеспокоены тем, что у мальчика нет никакого будущего. Он равнодушен к своей учебе, говорили они. Может, это ранние признаки принадлежности к актерскому клану?