Сын цирка

Третья – девочка двенадцати-тринадцати лет – была особенно любопытной; она запомнила Дитера по предыдущей ночи. Нэнси увидела синюю татуировку на ее плече, о которой Дитер позже сказал, что это имя проститутки. А Нэнси было любопытно, что значат другие узоры тату на ее теле – декоративны они или являются символикой принадлежности к какой-то религиозной касте. Ее бинди – нанесенная на лоб точка цвета шафрана – была обведена золотой каймой, в левой ноздре девочки блестело золотое кольцо.

Девочка бесцеремонно разглядывала Нэнси, так что той пришлось отвернуться, – а Дитер все еще разговаривал с хозяйкой. Их разговор шел уже на повышенных тонах; Дитера сердила полная неопределенность – все, что касалось Рахула, было крайне туманно.

– Вы ехать Гоа, – советовала толстая хозяйка. – Вы там говорить, что искать его. Тогда он находить вас.

Нэнси могла бы ей сказать, что Дитер предпочитал больший контроль над ситуацией.

Она также знала, что будет дальше. Вернувшись в гостиницу «Си грин», Дитер был сексуально взвинчен – так подчас на него действовал гнев. Сначала он заставил Нэнси мастурбировать; затем он довольно грубо обработал ее с помощью дилдо. Ее удивило, что она почти не возбудилась. Но и после Дитер все еще был зол. Пока они ждали ночной автобус в Гоа, Нэнси начала обдумывать, сможет ли она уйти от него. Страна была столь пугающей, что было трудно представить, как бросить его, если не найдется кто-то другой.

В автобусе они увидели юную американку, к которой приставали несколько индийцев. Нэнси взорвалась:

– Ты что – трус, Дитер? Почему ты не скажешь, чтобы они отвязались от девушки? Почему не предложишь девушке сесть рядом с нами?

Нэнси плохо

Лежа в ванне в отеле «Бардез» и вспоминая, когда ее отношения с Дитером приняли такой знаковый поворот, Нэнси почувствовала, как к ней возвращается уверенность в себе. Как все же развинтить этот дилдо? Надо найти кого-то с сильными руками, если не пару плоскогубцев. С этой здравой мыслью она бросила фаллоимитатор через всю ванную комнату – он ударился о голубую плитку стены и отскочил обратно к ванне. Затем Нэнси вытащила пробку, и слив так заклокотал, что доктор Дарувалла отпрянул от двери в ванную.

На балконе он сказал своей жене:

– Думаю, она наконец помылась. Похоже, что она бросила член в стену, – во всяком случае, что-то она бросила.

– Это дилдо, – сказала Джулия. – Я хочу, чтобы ты перестал называть его членом.

– Что бы это ни было, полагаю, что она бросила его, – сказал Фаррух.

Они прислушались – из ванной доносилось бульканье. Под ними, в патио, подметальщик очнулся от дремы в тени комнатного растения; они слышали, как он обсуждает с посыльным Пункаем, откуда там взялась блевотина. Пункай считал, что в этом была виновата собака.

Лишь когда Нэнси уже вылезла из ванны и вытиралась, боль в ноге напомнила ей о том, почему она пришла сюда. Она ничего не имела против небольшого хирургического вмешательства по удалению стекла; она, молодая женщина, в состоянии была принять ожидаемую боль как очищение от скверны.

– Ты что – трус, Дитер? – прошептала Нэнси, просто чтобы услышать себя снова; это на миг дало ей облегчение.

Юная американка в автобусе, родом из Сиэтла, оказалась фанаткой какого-то ашрама – она путешествовала по субконтиненту, постоянно меняя свою религию. Рассказала, что ее выгнали из Пенджаба за то, что она совершила что-то оскорбительное для сикхов, хотя и не поняла, что именно она сделала не так. Сверху на ней была майка с глубоким вырезом, плотно обтягивающая грудь; было очевидно, что лифчик она не носила. Она где-то раздобыла серебряные браслеты на запястья; ей сказали, что браслеты были частью чьего-то приданого. (Хотя на обычное приданое они не были похожи.)

Ее звали Бет. Она утратила любовь к буддизму, когда один высокопоставленный бодхисатва попытался соблазнить ее с помощью чжана; Нэнси подумала на какое-то курево, но Дитер сказал ей, что это тибетское рисовое пиво, от которого, по общему мнению, люди с Запада только заболевают.

Бет рассказала, что в штате Махараштра она посетила Пуну, но только затем, чтобы выразить свое презрение коллегам-американцам, которые медитировали в ашраме Раджниша[64]. Она также разлюбила то, что называла «калифорнийской медитацией». Этим «паршивым экспортным гуру» она абсолютно не доверяла.

К индуизму Бет относилась серьезно. Она не была готова самостоятельно, без наставника, изучать Веды – древние духовные тексты, священные индуистские писания; Бет могла бы начать с ее собственной интерпретации Упанишад, которые она читала в настоящее время. Она показала Нэнси и Дитеру небольшую книгу духовных трактатов; это был один из тех тонких томиков, в которых предисловие и примечания к переводам занимали больше страниц, чем текст.