Читаем Сын цирка полностью

– Я собираюсь починить это кресло, – ответил иезуит. Теперь, проливая кровь на кресло, стол и на стопку бумаги, Мартин Миллс засунул непокорное колесико в перевернутую ножку кресла; с помощью еще одного опасного инструмента, короткой отвертки, он изо всех сил пытался прикрепить колесико к стулу. – Итак… вы заснули… ваш разум абсолютно отключен, во всяком случае по вашим словам. И что потом?

– Мне приснилось, что я был трупом святого Франциска… – начал доктор Дарувалла.

– Телесные сны часто нас посещают, – прошептал фанатик.

– Тсссс! – подал из угла голос старик в кителе Неру.

– Мне приснилось, что сумасшедший паломник откусил мне палец! – прошипел Фаррух.

– Вы это почувствовали? – спросил Мартин.

– Конечно почувствовал! – прошипел доктор.

– Но трупы не чувствуют, не так ли? – сказал схоласт. – А, ну… так вы почувствовали укус, и что?

– Когда я проснулся, мой палец пульсировал от боли. Я не мог стоять на этой ноге, а тем более ходить! И были следы от укуса – не царапины на коже, заметьте, но настоящие следы зубов! Эти следы были реальными! Укус был реальным! – настаивал Фаррух.

– Конечно все это было реальным, – сказал миссионер. – Что-то действительно укусило вас. Что бы это могло быть?

– Я был на балконе – я был высоко! – прошипел Фаррух.

– Давайте поспокойнее, – прошептал иезуит. – Вы говорите, что этот балкон был совершенно неприступен?

– А что? Кто-то сквозь запертые двери… где спали моя жена и дети… – начал Фаррух.

– А, дети! – воскликнул Мартин Миллс. – Сколько им было лет?

– Меня не кусали собственные дети! – прошипел доктор Дарувалла.

– Дети порой кусаются, хотя бы в шутку, – заметил миссионер. – Я слышал, что у детей действительно есть такой период в жизни, когда они кусаются – когда они к этому особенно склонны.

– Полагаю, моя жена тоже могла проголодаться, – саркастически заметил Фаррух.

– А деревьев не было вокруг балкона? – спросил Мартин Миллс; теперь он истекал не только кровью, но и по́том над упрямым креслом.

– Вижу, куда вы клоните, – сказал доктор Дарувалла. – Обезьянья версия отца Джулиана. Кусающиеся обезьяны, качающиеся на ветках, – вот что вы думаете…

– Дело в том, что вы действительно были укушены, не так ли? – спросил его иезуит. – Люди испытывают смущение насчет чудес. Чудо было не в том, что вас укусили. Чудо заключается в том, что вы поверили! Ваша вера – вот чудо. Не имеет значения, что это было… нечто, вызвавшее вашу реакцию.

– То, что случилось с моим пальцем на ноге, – это было не нечто! – воскликнул доктор.

Старый читатель в кителе Неру выехал из угла в своем кресле на колесиках.

– Тишшше! – прошипел старик.

– Вы там читаете или хотите поспать? – прикрикнул доктор на старого джентльмена.

– Пожалуйста, не надо его беспокоить. Он пришел сюда раньше нас, – сказал Мартин Миллс доктору Дарувалле. – Посмотрите! – сказал схоласт старику, словно этот рассерженный читатель был ребенком. – Видите это кресло? Я починил его. Хотите попробовать?

Миссионер поставил кресло на все четыре колеса и покатал его назад и вперед. Джентльмен в кителе Неру осторожно озирал фанатика.

– Ради бога, у него есть свое кресло, – сказал Фаррух.

– Попробуйте! Попробуйте! – призывал миссионер старого читателя.

– Мне нужно найти телефон, – взмолился доктор Дарувалла, обращаясь к фанатику. – Я должен сделать заказ на ланч. И мы должны вернуться к детям – они, наверное, там уже всем надоели.

Но к своему ужасу, доктор увидел, что Мартин Миллс смотрит на потолочный вентилятор; глаз мастера привлекла неправильная струна.

– Эта струна раздражает, если вы пытаетесь читать, – сказал схоласт.

Он взобрался на овальный стол, который неохотно принял его вес.

– Вы сломаете стол, – предупредил его доктор.

– Я не сломаю стол – я думаю о том, чтобы поправить вентилятор, – ответил Мартин Миллс.

Медленно и неловко иезуит встал с колен и вытянулся в полный рост.

– Я вижу, о чем вы думаете, – вы сумасшедший! – сказал доктор Дарувалла.

– Пожалуйста, вы просто злитесь из-за своего чуда, – сказал миссионер. – Я не собираюсь отнимать у вас ваше чудо. Я всего лишь пытаюсь заставить вас увидеть настоящее чудо. Главное, вы верите – не так уж глупо то, что привело вас к вере. Укус был просто спусковым крючком.

– Укус был чудом! – воскликнул доктор Дарувалла.

– Нет-нет, вот где вы ошибаетесь, – успел сказать Мартин Миллс, прежде чем под ним опрокинулся стол.

Падая, схоласт попытался ухватиться за вентилятор, но, к счастью, промахнулся.

Джентльмен в кителе Неру испытал потрясение, – когда Мартин Миллс упал, старый читатель как раз осторожно опробовал только что отремонтированное кресло. Падение стола и вскрикнувшего миссионера привело и старика в лежачее положение. Ножка кресла со свежевырезанным отверстием отвергла колесико. Пока старый читатель и иезуит возились на полу, пытаясь встать, доктор Дарувалла пытался успокоить возмущенного библиотечного работника, который пришлепал в читальный зал в своих тапочках.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги