Сын цирка

Иезуита невозможно было удержать от священного восхождения; доктор даже спросил себя, не заменяет ли ему это восхождение мессу. Наверх они поднялись примерно за полтора часа, в основном благодаря схоласту, который шел очень быстро. Поблизости слонялись обезьяны, и это, несомненно, заставляло миссионера ускорять шаг; после случая с шимпанзе Мартин сторонился всех обезьяноподобных, даже маленьких. Над головой они видели только одного орла. Когда они спускались со священного холма, им навстречу попалось несколько отшельников-садху. Большинство закусочных было еще закрыто – слишком рано. В одном из ларьков они купили и выпили бутылку апельсиновой содовой. Доктор вынужден был согласиться с тем, что мраморные храмы наверху впечатляли, особенно самый большой и самый древний, который был храмом джайнов с XII века.

Спустившись наконец, оба тяжело дышали, и доктор Дарувалла отметил, что у него адски болят колени; Фаррух сказал, что ни одна религия не стоила десяти тысячи шагов. Еще его убивали человеческие фекалии, оставленные тут и там на пути, и все это время он волновался, что рикша их не дождется и им придется пешком возвращаться в город. Если Фаррух слишком переплатил рикше перед их восхождением, то у того не было стимула оставаться, а если Фаррух недоплатил, то рикша слишком оскорбился бы, чтобы ждать их.

– Будет чудом, если наш водитель не скрылся, – сказал Фаррух Мартину.

Но рикша не только ждал их; подойдя, они увидели, что этот верный человек чистит свою повозку.

– Вам действительно следует ограничить употребление слова «чудо», – сказал миссионер; его повязка на шее размоталась, потому что весь этот поход заставил его попотеть.

Настало время будить детей и вести их в цирк. Фарруха разозлило, что Мартин Миллс до сих пор ждал, чтобы сказать очевидное. Схоласт произнесет эти слова только один раз.

– Боже милостивый, – сказал иезуит, – надеюсь, мы поступаем правильно.

23 Покидая детей

Это не Чарлтон Хестон [102]

Спустя несколько недель после того, как необычная четверка покинула муниципальную гостиницу в Джунагадхе, в холодильнике вестибюля все еще хранились забытые доктором вакцина от бешенства и ампула с иммуноглобулином. Однажды поздно вечером мальчик-мусульманин, регулярно поедающий йогурт шафранового цвета, вспомнил, что в невостребованном пакете лежат лекарства доктора; никто не решался к ним прикоснуться, пока кто-то, набравшись смелости, не выбросил пакет. Что же касается носка и сандалии на левую ногу, намеренно оставленных колченогим мальчиком в номере, то их передали в городской госпиталь, хотя маловероятно, чтобы они кому-нибудь там пригодились. Ганеш знал, что в цирке ему не понадобится ни носок, ни сандалия; зачем они помощнику повара или тому, кто совершает «Прогулку по небу»?

В воскресное утро мальчик-калека босым прихромал в палатку инспектора манежа; на часах еще не было десяти, и мистер и миссис Дас, и с ними по крайней мере дюжина детей-акробатов, сидели скрестив ноги на ковриках перед телевизором, показывавшим «Махабхарату». Несмотря на свой поход на холм Гирнар, доктор и миссионер привезли детей в цирк слишком рано. Никто не приветствовал их, и Мадху от неловкости наткнулась на большую девочку, которая не обратила на нее внимания. Миссис Дас, не отрывая взгляда от экрана телевизора, взмахнула обеими руками, непонятно что выразив этим жестом. То ли хотела сказать, чтобы они ушли, то ли наоборот – чтобы остались смотреть вместе со всеми… Инспектор манежа прояснил ситуацию.

– Рассаживайтесь! – скомандовал мистер Дас.

Взгляды Ганеша и Мадху немедленно приклеились к экрану телевизора; к «Махабхарате» они отнеслись со всей серьезностью. Даже нищие попрошайки знали об этом воскресном утреннем показе; они часто смотрели сериал сквозь витрины магазинов. Иногда люди без телевизоров тихо собирались под открытыми окнами квартир, где был включен телевизор; для них было не важно, что не виден экран, – зато они могли слышать звуки сражений и песни. Доктор предположил, что даже девочки-проститутки были знакомы со знаменитым сериалом. Один лишь Мартин Миллс был озадачен атмосферой явного благоговения, воцарившегося в палатке труппы; фанатик никак не мог осознать, что внимание всех захвачено религиозным эпосом.

– Это популярный мюзикл? – прошептал иезуит доктору Дарувалле.

– Тише – это «Махабхарата»! – сказал Фаррух.

– «Махабхарата» по телевидению? – воскликнул миссионер. – Целиком? Да это в десять раз длиннее Библии!

– Тсс! – ответил доктор, а миссис Дас снова всплеснула обеими руками.

На экране был бог Кришна, «темный» – одна из аватар Вишну. Дети-акробаты вытаращились в ужасе; Ганеш и Мадху оцепенели. Миссис Дас качалась туда-сюда – она тихонько напевала. Даже инспектор манежа ловил каждое слово Кришны. На заднем фоне кто-то плакал. Очевидно, что речь бога Кришны вызывала сильные чувства.

– Кто этот парень? – прошептал Мартин.

– Бог Кришна, – прошептал доктор Дарувалла.