Читаем Сын цирка полностью

– Вы имеете в виду, в реальности? – спросил Фаррух.

– Конечно в реальности – это было в конце автостоянки, в школе, где я преподавал. Я привык видеть его каждый день – два раза в день, по сути, – сказал Мартин. – Это была просто белокаменная статуя Христа в типичной позе. – На заднем сиденье мчащегося «лендровера» фанатик обратил обе ладони к небу, видимо, чтобы продемонстрировать позу заступника.

– Как-то это отдает дурновкусием – Христос на стоянке! – заметил доктор Дарувалла.

– Да, не очень художественно, – ответил иезуит. – Иногда мне вспоминается, что статуя пострадала от вандалов.

– Не понимаю почему, – пробормотал Фаррух.

– Ну, так или иначе, я однажды допоздна задержался в школе – я там ставил пьесу, еще что-то музыкальное… Не помню что. И этот человек, который стал для меня такой навязчивой идеей… он тоже задержался. Но его машина не заводилась – у него была ужасная машина, – и он попросил, чтобы я довез его до дому.

– О-хо-хо… – сказал доктор Дарувалла.

– Мои чувства к нему шли на убыль, как я уже сказал, но я все же не был застрахован от воздействия его чар, – признался миссионер. – И вот такой вдруг предоставился шанс – доступность этого человека была мучительно очевидна. Вам ясно, что я имею в виду?

Доктор Дарувалла, помнивший тревожную ночь с Мадху, сказал:

– Да, конечно ясно. И что было дальше?

– Я просто хочу подчеркнуть, насколько циничным я был, – сказал схоласт. – Я был настолько фаталистом, что решил: если он сделает хоть малейшее движение ко мне, я отвечу. Я не стал бы инициировать такой шаг, но я знал, что отвечу.

– Вы ответили бы? А он? – спросил доктор.

– Я в тот раз не мог найти свою машину – там была огромная стоянка, – сказал Мартин. – Но я помнил, что всегда старался припарковаться возле Христа…

– Вы имеете в виду статую… – прервал его Фаррух.

– Да, статую, конечно; я припарковался прямо перед ней, – объяснил иезуит. – Когда я наконец нашел свою машину, было так темно, что статуи не было видно, даже когда я уже сел в машину. Но я точно знал, где был Христос. Это был забавный момент. Я ждал, когда этот человек коснется меня, но все это время я смотрел в темноту именно туда, где был Иисус.

– И этот тип коснулся вас? – спросил Фаррух.

– Я включил фары, прежде чем он решился, – ответил Мартин Миллс. – И увидел Христа – он очень ярко выделялся в свете фар. Он был точно там, где я его и представлял.

– А где еще ему быть! – воскликнул доктор Дарувалла. – Они что, передвижные в вашей стране?

– Вы умаляете мое переживание, делая акцент на статуе, – сказал иезуит. – Статуя – это всего лишь метафора. Я почувствовал присутствие Бога. Я также чувствовал единение с Иисусом – не со статуей. Я чувствовал, что мне показали, что такое вера во Христа. Даже в темноте, даже когда я сидел и ожидал, что со мной произойдет что-то ужасное, оставалась уверенность, что Он здесь. Христос был там для меня; Он не бросил меня. Я все еще видел Его.

– У меня все же как-то не вяжется одно с другим, – сказал доктор Дарувалла. – Я имею в виду, что ваша вера во Христа – это одно. Но желание стать священником… как вы пришли от Иисуса на автостоянке к тому, чтобы захотеть стать священником?

– Ну, это совсем другое, – признался Мартин.

– Это как раз то, что я не могу уразуметь, – ответил Фаррух. Затем он сказал: – И было ли это финалом всех таких желаний? Я имею в виду, ваш гомосексуализм больше вас никогда, так сказать, не беспокоил?

– Гомосексуализм? – сказал иезуит. – Не в этом дело. Я не гомосексуалист и не гетеросексуал. Теперь я просто вне секса.

– Да ладно, – сказал доктор. – Если бы вы были сексуально привлекательны, это была бы гомосексуальная привлекательность, не так ли?

– Это вопрос не по делу, – ответил схоласт. – Не то чтобы у меня вовсе не было сексуальных чувств, но я сопротивлялся сексуальному влечению. И буду сопротивляться, без проблем.

– Но то, чему вы сопротивляетесь, – это гомосексуальная склонность, не так ли? – спросил Фаррух. – То есть давайте рассуждать – вы можете порассуждать на эту тему, не так ли?

– Я не рассуждаю на тему моих обетов, – сказал иезуит.

– Но пожалуйста, будьте снисходительны; если бы что-то не произошло, если бы по какой-то причине вы бы не решили стать священником – разве вы тогда не были бы гомосексуалистом? – спросил доктор Дарувалла.

– О боже милосердный! Ну вы и упрямец! – добродушно воскликнул Мартин Миллс.

– Это я упрямец? – воскликнул доктор.

– Я не гомосексуалист и не гетеросексуал, – спокойно заявил иезуит. – Эти понятия не обязательно относятся к склонностям, не так ли? У меня была склонность.

– И это прошло? Полностью? Вы это хотите сказать? – спросил доктор Дарувалла.

– О боже милосердный! – повторил Мартин.

– Вы становитесь человеком с не поддающейся определению сексуальностью на основе встречи со статуей на стоянке; но вы отрицаете возможность того, что меня укусил призрак! – воскликнул доктор Дарувалла. – Правильно ли я следую вашим рассуждениям?

– Я не верю в призраков, – ответил иезуит.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги