Сын цирка

Поскольку свет был выключен и в коридоре не было других девушек, никто, кроме мадам и Аши, не видел подозреваемого старика – он не был таким уж старым, полагала мадам. И он вовсе не сутулился, вспоминала мадам, но, как и разжалованный затем офицер службы наружного наблюдения, она отметила, насколько велик ему костюм и что он серого цвета. «Старик» был очень гладко выбрит, за исключением тонких усов – последние были накладными, предположил детектив Пател, – и у него была необычная прическа… при этом мадам высоко подняла руки надо лбом и сказала:

– Волосы у него были выстрижены на затылке и над ушами.

– Да, я знаю. Это прическа «помпадур», – сказал Пател. Он знал, что цвет волос не окажется серебристым с белыми прядями, однако все равно спросил об этом.

– Нет, волосы были черные с серебристыми прядями, – ответила мадам.

И никто не видел, как ушел этот «старик». Мадам проснулась из-за монахини. Ей послышалось, будто кто-то пытается открыть дверь с улицы; когда она пошла посмотреть, за дверью стояла монахиня – было, вероятно, около трех часов ночи.

– И много монахинь попадалось вам здесь в такой час? – спросил ее заместитель комиссара.

– Конечно ни одной! – воскликнула мадам.

Она спросила монахиню, что ей нужно, и монахиня ответила, что ищет христианскую девочку из Кералы; мадам ответила, что в ее доме нет христианок из Кералы.

– А какого цвета одежда была на монахине? – спросил Пател, хотя знал, что в ответ услышит «серого», как оно и было.

Нельзя сказать, что это был необычный цвет легкой ткани для тропиков, но тот серый костюм, что был на миссис Догар, когда она приходила в бордель, можно было превратить еще во что-то. Мешковатый костюм, скорее всего, использовался как монашеское одеяние, которое, когда нужно, снова становилось костюмом, или какой-то частью костюма, или опять же предметом одежды монахини, во всяком случае из той же ткани. Белую рубашку тоже можно было использовать по-разному; допустим, ее можно было превратить в высокий воротник или покрыть ею голову, как капюшоном. Детектив предположил, что у так называемой монахини не было усов.

– Конечно не было! – объявила мадам.

И поскольку голова монахини была покрыта, мадам не заметила бы и прически «помпадур».

Единственная причина, по которой мадам так скоро обнаружила мертвую девочку, заключалась в том, что хозяйка борделя не могла заснуть; во-первых, один из клиентов всю ночь кричал, а затем, когда он наконец угомонился, мадам услышала звук кипящей воды, хотя было не время для чая. В комнатушке с мертвой девушкой на электроплитке кипела кастрюля с водой; так мадам и обнаружила убитую. В противном случае это бы случилось не раньше восьми или девяти утра, когда прочие проститутки заметили бы, что маленькой Аши что-то не видно.

Заместитель комиссара спросил мадам о звуке, который ее разбудил, когда кто-то якобы пытался открыть дверь с улицы. Разве дверь не произвела бы такой же звук, если бы она была открыта изнутри, а затем закрыта за уходящей монахиней? Мадам признала, что звук был бы тот же самый; короче говоря, если бы мадам не услышала стука двери, она бы никогда не увидела монахиню. И к тому времени, когда миссис Догар взяла такси до дому, она уже больше не была монахиней.

Детектив Пател был предельно вежлив, задавая мадам самый очевидный вопрос:

– Не считаете ли вы, что не такой уж пожилой старик и монахиня на самом деле были одним и тем же лицом?

Мадам пожала плечами; она сомневалась, что сможет узнать того или другого. Когда заместитель комиссара спросил о том же более требовательно, мадам смогла лишь добавить, что она была спросонья; ее дважды будили – и не очень старый мужчина, и монахиня.

Когда детектив Пател вернулся к себе домой, Нэнси все еще спала. Он уже напечатал разгромный доклад, понизив в должности офицера наружного наблюдения и отправив его заниматься почтой криминального отдела полицейского управления. Заместителю комиссара хотелось быть дома, когда проснется его жена; он также не хотел звонить Инспектору Дхару и доктору Дарувалле из полицейского участка. Пусть они еще поспят, подумал он.

Заместитель комиссара установил, что шея Аши была так легко сломана по двум причинам. Во-первых, Аша была маленькой; во-вторых, она была в тот момент абсолютно расслаблена. Должно быть, Рахул попросил ее лечь на живот, как будто готовя к сексу в такой позиции. Но конечно, никакого секса не было. Глубокие синяки от пальцев в глазницах проститутки – и на ее горле, чуть ниже челюсти, – говорили о том, что миссис Догар сзади вцепилась в лицо Аши; она рванула голову маленькой девочки на себя и в сторону, пока шея Аши не хрустнула.