Читаем Сын цирка полностью

– Напомни мне, чтобы мы больше никогда не летали на «Эйр Индиа», – пожаловался доктор жене; он произнес это достаточно громко, чтобы ближайший стюард услышал его.

– Я тебе каждый раз напоминаю, – ответила Джулия, тоже достаточно громко.

Любому пассажиру первого класса, услышавшему их, они могли бы показаться состоятельной парой, которая привычно недовольна уровнем предоставляемых услуг. Но такое впечатление было бы ложным; Фаррух и Джулия просто относились к тому поколению, которое решительно реагирует на проявление грубости, с чьей бы стороны она ни исходила, – они были слишком образованны и умудрены жизненным опытом, чтобы отвечать хамством на хамство. Но возможно, ни Фарруху, ни Джулии просто не пришло в голову, что стюардессы были недостаточно вежливы не из-за того, что они спотыкались о табличку, а из-за ее содержания; возможно, стюардесс тоже возмущало, что слугам не разрешалось пользоваться лифтом, если они не сопровождали детей.

Это было одно из тех небольших недоразумений, которые никто никогда не разрешит; Фаррух подумал, что такой ворчливый настрой как раз и подходит тому, кто навсегда покидает эту страну. А еще его рассердила «Таймс оф Индиа», в которую Вайнод завернул украденную табличку. Из последних новостей самое большое место занимал репортаж о пищевом отравлении в Ист-Дели. Двое детей умерли, а восемь других были госпитализированы, после того как употребили в пищу некие «несвежие» продукты с помойки в районе Шакурпур. Доктор Дарувалла внимательнейшим образом прочел это сообщение – он знал, что дети умерли не от «несвежей» пищи, как написала эта дурацкая газета, а от «тухлой» или «инфицированной».

С точки зрения Фарруха, самолет не торопился взлетать. Как и Дхар, доктор предпочел место у прохода, потому что он собирался пить пиво, отчего придется часто ходить пи́сать; Джулия сидела у окна. Будет уже почти десять часов утра по лондонскому времени, когда они приземлятся в Англии. До Дели будут лететь в темноте, и хотя они еще не покинули Индию, доктор Дарувалла подумал, что остаток Индии, которую можно видеть, уже позади.

Хотя Мартин Миллс мог бы поддаться искушению сказать, что расставание доктора Даруваллы с Бомбеем – это Божья воля, доктор не согласился бы с этим. Божья воля тут была ни при чем. Это была Индия, которая не для всех, как, безотносительно к доктору Дарувалле, сказал отец Джулиан. То, что это не Божья воля, Фаррух знал наверняка; это была просто Индия, которой для него оказалось более чем достаточно.

Когда «Эйр Индиа – 185» поднялся со взлетно-посадочной полосы в Сахаре, водитель Дхара, таксист-головорез, снова совершил круиз по улицам Бомбея; карлик все еще плакал – он был слишком расстроен, чтобы лечь спать. Вайнод поздно вернулся в город, чтобы застать последнее шоу в «Мокром кабаре», где он надеялся увидеть Мадху; придется искать ее еще одну ночь. Кружение по кварталу красных фонарей действовало на карлика угнетающе, хотя была ночь, и, как в любую ночь, Вайнод мог помочь какой-нибудь заблудшей душе. В три часа ночи публичные дома напоминали карлику разорившийся цирк. Бывший клоун представлял себе клетки с безжизненными животными – ряды палаток, полных истощенных и раненых акробатов. Он поехал прочь.

Было почти четыре часа утра, когда Вайнод припарковал «амбассадор» в переулке рядом с домом на Марин-драйв, где еще недавно жила семья Дарувалла. Никто не видел, как он проскользнул в здание, но карлик, тяжело дыша, топал по фойе, пока на него не залаяли все собаки с первого этажа. Затем Вайнод с важным видом направился обратно к своему такси; у него лишь слегка улучшилось настроение из-за оскорбительных криков жильцов, которых ранее потревожили сообщением о том, что их столь важную надпись на лифте кто-то украл.

Куда бы ни направлялся печальный карлик, ему казалось, что городская жизнь избегает его, и все же возвращаться домой ему не хотелось. В предрассветной мгле Вайнод остановил «амбассадор», чтобы перекинуться словом с полицейским – регулировщиком движения в районе Мазагаон.

– А где все машины? – спросил Вайнод констебля.

Полицейский махнул в сторону своим жезлом, будто руководил возмущенной толпой. Но вокруг было пусто: ни единой машины, ни велосипеда, ни пешехода. Кто-то из спавших на тротуаре проснулся, но так и остался сидеть или не встал с коленей. Констебль узнал водителя Дхара, карлика-головореза, – каждый полицейский знал Вайнода. Констебль сказал, что были некоторые нарушения – религиозная процессия по София-Зубер-роуд, однако Вайнод и ее не заметил. Оставшийся ночью без дела, регулировщик движения попросил Вайнода провезти его по всей София-Зубер-роуд, чтобы проверить, все ли там в порядке. Так, с одиноким констеблем в салоне автомобиля, Вайнод осторожно проследовал через одну из самых приметных трущоб Бомбея.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги