Читаем Сын цирка полностью

Как бы то ни было, старый стюард все еще чувствовал себя хозяином в обеденном зале клуба «Дакворт» и в Дамском саду, что, как говорили, объяснялось высказанными ему комплиментами как многообещающему актеру. Доктор Сорабджи написал доктору Дарувалле, что мистер Сетна был замечен в мужской комнате стоящим перед зеркалом и обращающимся к себе с монологами в духе актеров-трагиков. И еще в письме говорилось, что старый стюард рабски предан заместителю комиссара Пателу, если не его большой белокурой жене, которая повсюду сопровождала уважаемого сыщика. По-видимому, благодаря знаменитой истории с вылитым на голову чаем парс воображал себя также и многообещающим полицейским. Расследование преступления, несомненно, воспринималось мистером Сетной как продвинутый вариант подслушивания и подглядывания.

Поразительно, но старый стюард, похоже, что-то и одобрял! То, что заместитель комиссара и его американская жена, в нарушение правил, стали членами клуба «Дакворт», ничуть не задело мистера Сетну. Это задело многих даквортианцев – строгих приверженцев традиций клуба. Ясно, что заместитель комиссара не ждал своего членства целых двадцать два года; хотя детектив Пател соответствовал требованию «общественного лидерства», его немедленное принятие в члены клуба означало, что кто-то нарушил правила – что кто-то искал (и нашел) лазейку. Многим даквортианцам членство полицейского представлялось каким-то невозможным чудом, чуть ли не скандалом.

По мнению детектива Патела, чудом поменьше было то, что ни одна из исчезнувших в Махалакшми кобр никого не укусила, поскольку (по словам заместителя комиссара) эти кобры так и растворились в Бомбее – ни одного сообщения в прессе о пострадавших от них.

И вовсе не было даже маленьким чудом то, что продолжались телефонные звонки от женщины, которая пыталась говорить мужским голосом, – не только после ареста и заключения Рахула, но и после его смерти. Доктора Даруваллу странно успокаивало, что звонивший не был Рахулом. Каждый раз, как будто читая готовый сценарий, звонящий ничего не упускал. «…Твой отец утратил голову, напрочь! Я видел ее, сидя на пассажирском сиденье, еще до того, как пламя охватило машину».

Фаррух научился прерывать навязчивый голос. «Я знаю – я уже знаю, – говорил доктор Дарувалла. – „Его руки не могли выпустить руль, хотя пальцы уже горели“ – это ты собираешься сказать мне? Я уже слышал».

Но голос продолжал свое. «Я сделал это. Я оторвал ему голову. Я видел, как он горит, – говорила женщина, пытаясь походить на мужчину. – И я говорю тебе – он получил по заслугам. И вся ваша семья тоже».

– Да пошел ты! – научился отвечать Фаррух, хотя, вообще-то, он не любил такого языка.

Иногда он смотрел видео «Инспектор Дхар и убийца девушек в клетушках» (это был любимый фильм Фарруха) или «Инспектор Дхар и Башни Молчания», который, по мнению бывшего сценариста, был недооценен больше всех других фильмов Дхара. Но своему лучшему другу Маку Фаррух никогда не расскажет, что он кое-что написал, – ни слова об этом. Инспектор Дхар был частью прошлого доктора. Джон Д. почти полностью освободился от Дхара. А доктор Дарувалла все еще пытался это сделать.

В течение трех лет близнецы подтрунивали над ним; ни Джон Д., ни Мартин Миллс не рассказывали доктору Дарувалле о том, что произошло между ними во время их перелета в Швейцарию. Когда доктор просил разъяснений, близнецы намеренно путали его – скорее всего, чтобы рассердить, – Фаррух был таким смешным, когда выходил из себя. Больше всего его раздражал наименее правдоподобный ответ Инспектора Дхара: «Я не помню». Мартин Миллс заявлял, что помнит все, однако каждый раз та же самая история выглядела иначе, и когда Джон Д. все же признавался, что кое-что он помнит, то версия актера неизменно противоречила той, что рассказывал бывший миссионер.

– Давайте попробуем начать с самого начала, – говорил доктор Дарувалла. – Меня интересует момент, когда вы узнали друг друга, когда осознали, оказавшись лицом к лицу, что перед вами, так сказать, ваше второе «я».

– Я первым сел в самолет, – говорил ему и один близнец, и другой.

– Я всегда делаю одно и то же, когда улетаю из Индии, – настаивал бывший Инспектор Дхар. – Я нахожу свое место и получаю от стюардессы маленький бесплатный туалетный комплект. Затем я иду в уборную и сбриваю усы, пока еще продолжается посадка в самолет.

Это было правдой. Именно так и поступил Джон Д. со своим Дхаром. Это был установленный факт, один из немногих, за которые Фаррух мог ухватиться: оба близнеца были без усов, когда они встретились.

– Я сидел на своем месте, когда этот человек вышел из туалета, и я подумал, что узнал его, – сказал Мартин.

– Ты смотрел в окно, – заявил Джон Д. – Ты не оборачивался, пока я не сел рядом и не произнес твое имя.

– Ты произнес его имя? – всегда переспрашивал доктор Дарувалла.

– Конечно. Я сразу узнал, кто это, – ответил бывший Инспектор Дхар. – Я подумал про себя: Фаррух, должно быть, вообразил, что он очень умный – для любого может составить сценарий.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги