Сын цирка

– Он никогда не называл моего имени, – сказал Мартин доктору. – Я, помню, принял его за дьявола, посчитав, что дьявол решил выглядеть как я, принял мое обличье, – какой ужас! Я подумал, что он – моя грешная половина, моя темная сторона.

– Ты имеешь в виду – твоя светлая сторона, – неизменно отвечал Джон Д.

– Он был как сам дьявол. До ужаса самонадеян, – сказал Мартин Фарруху.

– Я просто сказал ему, что знаю, кто он… – возразил Джон Д.

– Ты не сказал ничего подобного! – прервал его Мартин. – Ты сказал: «Пристегни свой гребаный ремень безопасности, приятель, потому что тебя ждет сюрприз!»

– Похоже, именно так ты и сказал, – заметил Фаррух бывшему Дхару.

– Я не мог и слова вставить, – пожаловался Джон. – Я вроде все о нем знал, но он оказался невероятным болтуном – до самого Цюриха не мог заткнуться.

Доктор Дарувалла должен был признать, что и это в отношении Мартина Миллса было вполне правдоподобным.

– Я все думал – это Сатана. Я отказываюсь от идеи священства и встречаю дьявола – в первом классе! У него такая постоянная усмешка, – сказал Мартин. – Сатанинская усмешка – или так мне показалось.

– Он начал прямо о Вере, нашей пресвятой матушке, – сказал Джон Д. – Мы все еще были над Аравийским морем – полная тьма над нами и внизу, когда он дошел до самоубийства соседа по комнате. Я молчал как рыба!

– Это неправда, он все время меня перебивал, – сказал Мартин Фарруху. – Честно говоря, я подумал, что это самый грубый человек, какого я когда-либо встречал! Он все спрашивал меня: «Ты гей или ты этого еще не знаешь?»

– Послушай меня, – сказал актер. – Ты встречаешь своего брата-близнеца в самолете и начинаешь прямо с перечня всех, с кем спала наша мать. И после этого ты говоришь, что я груб.

– Ты назвал меня слабаком, когда самолет еще даже не достиг крейсерской высоты, – сказал Мартин.

– Но ты, должно быть, для начала сообщил ему, что ты его близнец, – сказал Фаррух Джону Д.

– Он ничего такого не сообщал, – сказал Мартин Миллс. – Он сказал: «Ты уже знаешь плохую новость: твой отец умер. А вот хорошая новость: он не был твоим отцом».

– Ты этого не говорил! – сказал Джону Д. доктор Дарувалла.

– Я не помню, – обычно отвечал актер.

– Слово «близнец»… Просто скажите мне, кто произнес его первым? – спросил доктор.

– Я спросил стюардессу, видит ли она какое-либо сходство между нами, – она первая и произнесла слово «близнец», – ответил Джон Д.

– Это не совсем так, – сказал Мартин. – Он сказал стюардессе: «Нас разлучили при рождении. Попробуйте угадать, кому из нас больше повезло по жизни?»

– Он просто всем свои видом изображал отрицание, – говорил Джон Д. – Он постоянно спрашивал меня, есть ли у меня доказательства, что мы родственники.

– У него не было ни стыда ни совести, – объяснял Мартин Фарруху. – Он говорил: «Ты не можешь отрицать, что хотя бы раз был увлечен мужиком, – вот тебе доказательство».

– Это было смело с твоей стороны, – сказал доктор Джону Д. – На самом деле за такой вариант только пятьдесят два процента…

– Я понял, что он гей, когда увидел его, – сказал бывший Инспектор Дхар.

– Но когда вы поняли, насколько у вас… много общего? – спросил доктор Дарувалла. – Когда вы начали осознавать общие черты… обнаруживать ваше очевидное сходство?

– О, задолго до того, как мы добрались до Цюриха, – быстро ответил Мартин.

– Что за сходство? – спросил Джон Д.

– Вот что я подразумеваю под высокомерием – он высокомерный и грубый, – сказал Мартин Фарруху.

– А когда ты решил не лететь в Нью-Йорк? – спросил доктор бывшего миссионера.

Доктора Даруваллу особенно интересовала та часть истории, в которой близнецы послали Веру подальше.

– Мы сочиняли телеграмму для этой суки еще в полете, – ответил Джон Д.

– Но что было в телеграмме? – спросил Фаррух.

– Я не помню, – всегда отвечал Джон Д.

– Да все ты помнишь! – воскликнул Мартин Миллс. – Ты это написал! Он не дал мне и слова добавить, – сказал Мартин доктору Дарувалле. – Он сказал, что он специалист по остротам, – он настоял на том, что сам все сделает.

– То, что ты хотел ей сказать, не подходило для телеграммы, – напомнил Джон Д. своему близнецу.

– То, что он написал ей, было ужасно жестоким. Я не мог поверить, что он может быть настолько жесток. А он ведь даже не знал ее! – сказал Мартин Миллс доктору.

– Он попросил меня послать ей телеграмму. У него самого не было никаких мыслей на сей счет, – сказал Джон Д. Фарруху.

– Но что ты написал? Что было в этой чертовой телеграмме? – воскликнул доктор Дарувалла.

– Это было ужасно жестоко, – повторил Мартин.

– Она это заслужила, и ты это знаешь, – сказал бывший Инспектор Дхар.

Что бы ни было в той телеграмме, доктор Дарувалла знал, что Вера недолго прожила, после того как получила ее. Был только ее истерический телефонный звонок Фарруху, еще в Бомбей; Вера позвонила в его офис в больнице и оставила сообщение Ранджиту.

– Это Вероника Роуз, актриса, – сказала она секретарю доктора Даруваллы.