– Да, прекрасно, – сказал доктор Дарувалла.
– Вроде как гаснет, – сказал актер.
– Прекрати, – сказал экс-сценарист.
Разрешено пользоваться лифтом
Как бывший приглашенный председатель комитета по членству, доктор Дарувалла знал правила клуба «Дакворт»; двадцатидвухлетний список ожидания претендентов на членство был незыблем. Смерть даквортианца, например инсульт мистера Догара с фатальным исходом, последовавший за новостями о том, что вторая миссис Догар была избита до смерти охранниками, не обязательно вела к ускорению процесса приема в члены клуба. Комитет по членству никогда не опускался до такой низости, чтобы связывать смерть товарища по клубу с проблемой освобождающегося места. Даже смерть мистера Дуа не «освободила места» для нового члена. И мистера Дуа очень не хватало; о его глухоте на одно ухо ходили легенды – как можно было забыть травму, полученную им во время игры в теннис, этот бессмысленный удар, нанесенный ракеткой, которую швырнул в него его партнер (совершивший на подаче двойную ошибку). Бедный мистер Дуа наконец умер, глухим на оба уха; но из этого не вышло ни одного нового членства.
Однако Фаррух знал, что даже правила клуба «Дакворт» не защищены от одной любопытнейшей лазейки. Они гласили, что если даквортианец отказывался от членства в клубе «Дакворт», то его место мог занять новый член, – данное правило действовало только в отношении живых даквортианцев; в таком случае новое членство обходилось без обычной процедуры выдвижения кандидатов в члены, без самих выборов и двадцатидвухлетнего листа ожидания. Если бы этим исключением из правила злоупотребляли, оно наверняка подверглось бы критике и устранению, но даквортианцы не отказывались от своего членства. Даже когда они уезжали из Бомбея, они продолжали платить взносы и сохранять свое членство; даквортианцы оставались даквортианцами навсегда.
Через три года после того, как доктор Дарувалла уехал из Индии – «навсегда», если только этому можно было верить, – он все еще честно выплачивал свои взносы клубу «Дакворт»; даже в Торонто доктор читал ежемесячный информационный бюллетень клуба. Но Джон Д. совершил неожиданную, неслыханную, недаквортианскую вещь – он отказался от членства. Заместитель комиссара Пател был «спонтанно принят» вместо Инспектора Дхара. Джон Д. был заменен настоящим полицейским, который (тут все согласились) отличился в «общественном лидерстве». Если и были возражения против большой белокурой жены, всюду сопровождавшей уважаемого сыщика, эти возражения никогда не были слишком очевидными, хотя мистер Сетна так и не забыл опушенный пупок Нэнси и тот день, когда она встала на стул и потянулась к механизму потолочного вентилятора, – не говоря уже о той ночи, когда она танцевала с Дхаром и покинула клуб в слезах, или когда на следующий день она в гневе вышла из клуба в сопровождении карлика, водителя Дхара.
Доктор Дарувалла узнал, что детектив Пател и Нэнси были спорным пополнением клуба «Дакворт». Но старый клуб, по убеждению доктора, был всего лишь еще одним оазисом – местом, где Нэнси могла побыть самой собой и где заместитель комиссара мог немного отдохнуть от своих профессиональных обязанностей. Так Фаррух предпочитал думать о Пателах – отдыхающих в Дамском саду, наблюдающих за жизнью, которая течет медленнее, чем жизнь, которую они прожили. Они заслужили передышку, разве нет? И хотя прошло уже три года, бассейн наконец-то был отремонтирован; в самые жаркие месяцы, до муссонов, он бы вполне подошел Нэнси.
Никогда ни слова не было сказано о том, что Джон Д. сыграл роль благодетеля Патела или отчасти ангела-хранителя Нэнси. Мало того что выход Джона Д. из клуба «Дакворт» обеспечил членство Пателу – это Джону Д. пришло в голову, что вид с балкона квартиры Дарувалла в чем-то поможет Нэнси. Не выясняя мотивов доктора, Пател перебрался в квартиру на Марин-драйв – под предлогом того, чтобы присматривать за престарелыми слугами.
В одном из нескольких безупречно напечатанных на машинке писем заместитель комиссара Пател сообщил доктору Дарувалле, что хотя оскорбительная надпись на лифте больше не появилась, после того как ее украли во