Сын цирка

– Нет, милая, – сказал детектив, терпеливо выслушав собеседницу. – Нет, я бы тебе сказал об этом, милая. – И снова выслушал ее ответ. – О да, конечно, милая, я тебе обещаю, – закончил он. На какое-то время, слушая своего абонента, заместитель комиссара закрыл глаза; наблюдая за ним, мистер Сетна испытал глубокое удовлетворение оттого, что никогда не был женат. – Но я не отвергал твоих теорий! – вдруг повысил голос детектив Пател. – Нет, конечно, я не сержусь, – добавил он виновато. – Извини, милая, если тебе показалось, что я сержусь.

Даже такой ветеран подглядывания и подслушивания, как мистер Сетна, не мог вынести этого и решил удалиться, позволив полицейскому завершить беседу с женой приватно. Для мистера Сетны было немалым удивлением, что З. К. П. Пателговорил с женой по-английски. Пожилой стюард заключил, что английский выше среднего уровня – это результат практики. Но платить за это таким унижением… Мистер Сетна пересек обеденный зал, чтобы снова оказаться поближе к Дамскому саду и к своему прерванному наблюдению за доктором Даруваллой и Инспектором Дхаром. Они все еще были поглощены послеполуденными звуками. Следить за ними было не очень-то интересно, но, во всяком случае, они не были женаты друг на друге.

Снова застучали на корте теннисные мячи, и кто-то похрапывал в читальном зале; младшие официанты, привычно гремя посудой, очистили все обеденные столы, кроме стола, за которым сидели с остывшим чаем доктор и актер. (Детектив Пател прикончил все сласти.) Звуки клуба «Дакворт» ясно говорили сами за себя: сухо шелестела тасуемая колода распакованных карт, щелкали друг о друга бильярдные шары, из бального зала раздавался ровный шорох метлы – подметали в одно и то же время каждый день, хотя по вечерам на неделе танцы бывали довольно редко. Не прекращался также безумный топот и скрип обуви на отполированной деревянной площадке для бадминтона; по сравнению с этой остервенелой активностью нижних конечностей глухие хлопки по волану напоминали удары мухобойки.

Доктор Дарувалла посчитал, что в настоящий момент не стоит сообщать Инспектору Дхару плохие новости. Убийства и необычной угрозы было вполне достаточно для одного дня.

– Может, тебе лучше дома поужинать? – сказал доктор Дарувалла своему другу.

– Пожалуй, Фаррух, – сказал Дхар.

Обычно он мог бы съязвить по поводу использования доктором Даруваллой слова «ужин». Дхар не любил слишком размытого значения этого слова; по мнению щепетильного актера, слово следовало бы применять для приема легкой пищи ранним вечером или для трапезы после театра. По мнению Дхара, в Северной Америке, как правило, использовали это слово, подразумевая обед; Фаррух же полагал, что слова «ужин» и «обед» взаимозаменяемы.

В голосе доктора Даруваллы зазвучало что-то отцовское, когда он позволил себе с Дхаром критический тон. Он сказал актеру:

– Отнюдь не в твоем характере говорить с абсолютно незнакомым человеком на чистом английском.

– Полицейские для меня не такие уж незнакомые, – сказал Дхар. – Они общаются на английском, но только не с прессой.

– О, я совсем забыл, что ты прекрасно разбираешься в делах полиции, – с сарказмом сказал Фаррух. Однако Инспектор Дхар уже вернулся в доброе расположение духа – он был спокоен. Доктор Дарувалла тут же пожалел о своих словах. Он хотел было сказать – о дорогой мальчик, ты не можешь быть героем этой истории! Затем он хотел сказать: дорогой мальчик, есть люди, которые тебя любят. Я, например. Помни об этом. Но вместо этого доктор Дарувалла сказал:

– Как приглашенный председатель комитета по членству, я чувствую, что должен известить членов комитета об угрозе для жизни других членов. Мы будем голосовать по этому вопросу, однако чувствую, что будет принято единодушное решение оповестить всех остальных.

– Конечно, они должны знать, – сказал Инспектор Дхар. – А мне не следует оставаться членом клуба, – добавил он.

Доктору Дарувалле казалось немыслимым, что шантажист и убийца мог так легко и серьезно подорвать самое святое, что характеризовало клуб «Дакворт», таивший в себе (по мнению доктора) глубокое, почти отстраненное чувство уединения, как будто даквортианцам была позволена роскошь жить, по сути, не в Бомбее.

– Дорогой мальчик, – сказал доктор, – что ты будешь делать?

Ответ Дхара не должен был столь уж удивить доктора Даруваллу; доктор слышал этот ответ много раз, в каждом фильме про Инспектора Дхара. В конце концов, Фаррух сам написал этот ответ.

– Что я буду делать? – самого себя спросил Дхар. – Найду его и арестую.

– Только не говори со мной, как герой фильма! – резко сказал доктор Дарувалла. – Ты сейчас не в кино!

– Я всегда в кино, – огрызнулся Дхар. – Я родился в кино! А затем почти сразу попал в другое кино, не так ли?