Сын цирка

Что касается «Пенсион Амерлинг», его высокие окна, с проржавевшими железными горшками для цветов и пожелтевшими шторами, смотрели поверх булыжной мостовой на Принц-Ойген-штрассе прямо на каштаны в садах Бельведера. Из своего окна в спальне на третьем этаже молодому Фарруху было видно, что каменная стена, находившаяся между Верхним и Нижним дворцами Бельведера, посечена пулеметным огнем. За углом, на Швиндгассе, русские охраняли болгарское посольство. Было совершенно непонятно, для чего в фойе Польского читального зала выставлена круглосуточная вооруженная охрана. На углу Швиндгассе и Аргентиниерштрассе из кафе Шницлера то и дело удаляли посетителей – советские минеры искали там бомбы. Во главе шестнадцати из двадцати одного округа стояли коммунисты.

Братья Дарувалла были уверены, что они единственные парсы в оккупированном городе, если вообще не единственные индийцы. Для жителей Вены они не совсем походили на индийцев – были не очень-то смуглыми. Фаррух был не так светлокож, как Джамшед, но оба брата пошли в своих далеких персидских предков; некоторым австрийцам они могли показаться иранцами или турками. Большинству европейцев братья Дарувалла скорее напоминали иммигрантов из стран Ближнего Востока, чем выходцев из Индии; однако, если Фаррух и Джамшед не были столь же смуглыми, как многие индийцы, они были все же потемней, чем большинство выходцев с Ближнего Востока, – темней израильтян и египтян, темней сирийцев, ливийцев, ливанцев и так далее.

В Вене юный Фаррух впервые столкнулся с расовой проблемой, когда мясник принял его за венгерского цыгана. Не раз – Австрия есть Австрия – Фарруха освистывали пьяницы в какой-нибудь Gasthof[27]; разумеется, они называли его евреем. Еще до приезда Фарруха Джамшед обнаружил, что легче было найти жилье в российском секторе; никто и вправду не хотел там жить, и поэтому пансион был не такой дискриминационный. Джамшед ранее пытался снять квартиру на Мариахильферштрассе, но хозяйка отказала ему на том основании, что он будет готовить себе пищу, которая неприятно пахнет.

Только в свои пятьдесят с небольшим лет доктор Дарувалла осознал иронию судьбы: он был послан далеко от дома именно в то время, когда Индия обрела независимость; он проведет следующие восемь лет в послевоенном городе, который был занят четырьмя иностранными державами. Когда он вернулся в Индию в сентябре 1955 года, он пропустил празднование Дня флага в Вене. В октябре город отмечал официальное окончание оккупации Австрии – а это была и его страна. Доктор Дарувалла не будет свидетелем этого исторического события; он опять уедет прямо накануне.

Пусть в виде самой маленькой из сносок на странице, но тем не менее братья Дарувалла были среди реальных участников венской истории. Их юношеская страсть к иностранным языкам позволила им вести стенограммы протоколов на заседаниях Совета союзников, где они марали горы бумаги, памятуя о том, что им было велено молчать как рыба. Представитель британской стороны наложил вето на их продвижение к более востребованным рабочим местам переводчиков, объяснив это тем, что они всего лишь студенты университета. (По тому, как в этом объяснении была опущена расовая проблема, можно было сделать вывод, что по крайней мере англичане знали, что братья – индийцы.)

Пусть только как мухи на стене, но братья Дарувалла все же были свидетелями многочисленных жалоб венцев на методы оккупации в старом городе. Например, оба, Фаррух и Джамшед, участвовали в слушаниях по делу пресловутой банды Бенно Блюма – эта группа занималась контрабандой сигарет и торговлей на черном рынке нейлоновыми чулками, на которые тогда был огромный спрос. За возможность безнаказанно действовать в советском секторе банда Бенно Блюма устраняла тех, кто был политически неугоден русским. Естественно, последние это отрицали. Но Фаррух и Джамшед никогда не подвергались преследованию со стороны людей пресловутого Бенно Блюма, который сам никогда не был ни задержан, ни даже идентифицирован. И советская власть, в чьем секторе в течение многих лет жили два брата, ни разу не беспокоила их.

На заседаниях Совета союзников молодой Фаррух Дарувалла столкнулся с ярым неприятием, исходившим от британского переводчика. Фаррух вел стенограмму протокола повторного расследования изнасилования и убийства Анны Хеллейн, когда обнаружил ошибку в переводе, на что тут же указал переводчику.

Двадцатидевятилетняя жительница Вены Анна Хеллейн, социальный работник, была снята с поезда русским охранником на контрольно-пропускном пункте у моста Стрейрегг на американско-советской демаркационной линии; там она была изнасилована и убита, а тело было оставлено на рельсах и позднее обезглавлено поездом. По словам венской свидетельницы всего этого, местной домохозяйки, она не сообщила о случившемся, поскольку была уверена, что фройляйн Хеллейн была жирафом.

– Простите, сэр, – сказал британскому переводчику молодой Фаррух, – вы сделали небольшую ошибку. Фройляйн Хеллейн по недоразумению названа жирафой.