Сын цирка

Что дальше? – подумал доктор Дарувалла. Поскольку Фаррух был в числе выдающихся выпускников колледжа Святого Игнатия, его часто просили выступать перед студентами с вдохновляющими речами; в предыдущие годы он также обращался к молодым женщинам из Ассоциации христиан. Когда-то он был активным членом так называемого комитета «Живая надежда», а также католической и англиканской общин во имя христианского единства. Но такая деятельность больше не интересовала его. Доктор Дарувалла искренне надеялся, что отец Сесил звонит ему не затем, чтобы снова услышать о поразительном опыте обращения доктора в христианство.

В конце концов, несмотря на прошлые усилия доктора Даруваллы по поводу единения католической и англиканской общин, сам он был англиканцем; он чувствовал себя неуютно среди, пусть немногих, сверхревностных последователей Церкви Святого Игнатия. Фаррух отклонил недавнее приглашение выступить в Католическом харизматическом информационном центре; предлагаемая тема называлась «Харизматическое возрождение в Индии». Доктор ответил, что его собственный скромный опыт – сугубо личное маленькое чудо его обращения в христианство – ничто по сравнению с прочими экстатическими религиозными чудесами (говорение на разных языках, спонтанное исцеление и т. п.). «Но чудо есть чудо!» – сказал тогда отец Сесил. К удивлению Фарруха, отец Джулиан встал на сторону доктора.

– Я совершенно согласен с доктором Даруваллой, – сказал отец Джулиан. – Его опыт едва ли можно отнести к чудесам.

Фаррух почувствовал себя оскорбленным. Он был готов изобразить свой опыт причащения как неброский вид чуда; он всегда скромничал, пересказывая свою историю. На его теле не было никаких следов, хотя бы отдаленно напоминавших раны на теле распятого Христа. Его история была не про стигматы. Он был не из тех, кто постоянно кровоточит! Но то, что отец настоятель считал, что пережитый Фаррухом опыт вообще нельзя отнести к чуду… хм, это больно задело доктора Даруваллу. Оскорбленный Фаррух не только почувствовал собственную уязвимость, но и испытал сомнение относительно якобы исключительной образованности иезуитов. Они были не только святее тебя, но и знали больше, чем ты! Но сообщение было не о причащении доктора, а о близнеце Дхара.

Ну как же! Близнец Дхара был первым американским миссионером в досточтимой сто двадцати пятилетней истории миссии Святого Игнатия; еще никогда ни церковь, ни колледж не осчастливливал своим визитом американский миссионер. Близнец Дхара был тем, кого иезуиты называют схоластом – под этим, как доктор уже успел выяснить, подразумевалось, что человек испытал на себе разные религиозные и философские учения и принял свои простые обеты. Тем не менее, как знал доктор, близнецу Дхара оставалось еще несколько лет до рукоположения в сан священника. Сейчас, полагал доктор Дарувалла, шел некий период самоанализа, последнее испытание принятых на себя простых обетов.

От самих этих обетов Фарруха бросало в дрожь. Бедность, целомудрие, послушание – тут не было ничего от «простоты». Трудно было представить себе, что потомок голливудского сценариста Дэнни Миллса сделает выбор в пользу бедности; еще труднее было себе представить, что отпрыск Вероники Роуз выберет целомудрие. Что же касается иезуитских хитросплетений относительно послушания, доктор Дарувалла знал, что в этом смысле даже про самого себя ему известно маловато. Он также подозревал, что если бы один из этих лукавых иезуитов попытался объяснить ему, что такое «послушание», то само объяснение было бы чудом смысловых уверток, изысканного резонерства – и в конце концов Фаррух остался бы с таким же представлением об обете послушания, каковое имел до того. По оценке доктора Даруваллы, иезуиты были интеллектуально лукавы и коварны. Труднее всего доктору было представить, что дитя Дэнни Миллса и Вероники Роуз может быть интеллектуально лукавым и коварным. Даже Дхар, получивший приличное европейское образование, не был интеллектуалом.

Но затем доктор Дарувалла напомнил себе, что Дхар и его близнец могут также быть генетическим творением Невилла Идена. Невилл всегда поражал Фарруха коварством и лукавством. Что за головоломка! И что это за человек, которому почти сорок, а он еще только собирается или пытается стать священником? Какие невзгоды привели его к этому? Фаррух полагал, что только грубые ошибки или разочарования могли привести человека к столь радикально-репрессивным обетам.

А теперь этот отец Сесил сообщал, что «молодой Мартин» упомянул в письме доктора Даруваллу как «старого друга семьи». Так, значит, его имя Мартин – Мартин Миллс. Фаррух вспомнил, что в своем письме к нему Вера уже сообщала ему об этом. И «молодой Мартин» был не так уж и молод – разве что лишь для отца Сесила, которому было семьдесят два. Но суть телефонного сообщения отца Сесила удивила доктора Даруваллу своей неожиданностью.

– Вы знаете, когда точно он приезжает? – спрашивал отец Сесил.

Что он имеет в виду – знаю ли я? – подумал Фаррух. Почему он этого не знает?