Сын Валленрода

Украинские полицаи продолжали рыскать по городу. Они вламывались в квартиры, перетряхивали все вверх дном в самых неприметных сараях и строениях. Одна только цифра не подвергалась сомнению. Более пятисот военнопленных пробились в партизанские отряды. Станислав сам не мог в это поверить. Разве без него ослабили бы эти болты и выбили доски из пола вагонов? Он не мог с уверенностью ответить на этот вопрос. По плану, в соответствии с которым разрабатывалась операция, ему отводилась одна из ключевых ролей. Он имел все основания гордиться и быть довольным собой.

В тот же самый день были получены радостные сообщения с фронта. Под Москвой началось контрнаступление. На первой странице «Фёлькишер беобахтер» появились не встречавшиеся ранее заголовки: «Отчаянная оборона советской столицы», «Группа армии «Центр» отходит на заранее подготовленные позиции». В ноябре того же года был уже освобожден Ростов. Сейчас немецкие автоматчики и передовые бронетанковые части Гудериана отступали от Москвы. Говорили о формируемых советских армиях, которые неожиданно нанесли удар и продвигались вперед. Впервые с начала войны Станислав читал такие сводки. Он почувствовал радостное волнение. Фронт, однако, проходил все еще далеко от Шепетовки.

Через два дня после побега военнопленных были повешены все пойманные. Казнь состоялась на рыночной площади притаившегося от страха городка. На площадь согнали случайных прохожих, на экзекуции должны присутствовать и зрители. Сначала фон Графф похвалил украинских полицаев, которые помогали вылавливать беглецов, за хорошую службу и вручил коменданту полиции пригоршню ручных часов. Якобы принадлежавших повешенным. Так по крайней мере шептали в толпе.

Станислав случайно забрел на это ужасное зрелище. Идущие на казнь не проронили ни слова. Он хорошо знал еще по Франции причины этого молчания. Они стояли под петлей с загипсованными ртами.

И все же раздался один протестующий голос. В глубочайшей тишине, когда толпа замерла, стиснув зубы, по площади разнесся зычный бас дьячка, стоящего недалеко от Станислава. Он проклинал эту казнь, Гитлера и весь немецкий народ. Никто не пытался его унять. После окончания экзекуции он спокойно проследовал мимо расставленных шпалерами жандармов, провожаемый растерянными взглядами. Станислав, вспоминая потом этот эпизод, так и не мог объяснить, почему дьячка не задержали. Он растаял в переулках городка подобно призраку.

В тот же день Станиславу было приказано явиться к коменданту лагеря. Входил он в комендатуру с недобрым предчувствием. Фон Графф сидел за письменным столом, склонившись над какими-то бумагами. При виде Станислава лицо его передернуло.

— Альтенберг?

— Так точно, господин майор.

Майор посмотрел на него холодным пронизывающим взглядом.

— Батальон большевистских военнопленных выскользнул позавчера из поезда и ушел в лес.

— Так точно, господин майор.

Фон Графф с нарастающей злостью цедил сквозь зубы:

— Я говорю, что у меня из-под носа улизнул из лагеря батальон красных бандитов, а ты мне гаркаешь «так точно». Это все, что ты можешь в связи с этим сказать? Под твоим надзором находилась команда, готовящая транспорт в дорогу…

— Так точно! Я не отходил от поезда ни на минуту. С шести часов утра до двух часов дня. В вагоны было доставлено все, что необходимо. Никаких происшествий за время работы не произошло.

— Та-а-ак! Кто-то там хорошо поработал, чтобы ослабить эти болты. Кто во время твоей смены лазил под вагонами?!

— Возле транспорта никого не было, господин майор. Кроме военнопленных и нас троих.

— Тем хуже, господин Альтенберг, — майор протянул руку к лежащему на столе листку бумаги. — Это донесение от полиции. Тебе есть смысл его прочитать.

Станислав взял в руки бумажку.