Сын Валленрода

Они оставили Станиславу какие-то капли, обнадежили, что ничего серьезного у него нет, и вышли из камеры. Однако к вечеру появились вновь. Врач-военнопленный путано объяснил, что заболевание не такое пустячное, как могло показаться вначале, и что он должен провести дополнительное обследование. У Станислава взяли кровь из вены и сделали какой-то укол. Затем вручили коробочку с порошками. «Боли могут повториться, — сказал врач. — Если это случится, обязательно примите порошок и запейте водой». Движением глаз он старался обратить внимание Станислава на содержимое коробочки. «Да, понимаю, — сказал Станислав, засовывая коробочку в карман. — Большое спасибо».

Они вышли. Когда, устав от болтовни, его коллеги улеглись на своих койках, Станислав вынул из кармана коробочку. Пальцами нащупал внутри клочок бумаги. На ней на корявом немецком языке было нацарапано несколько слов:

«Сохранять спокойствие. Гестапо не будет. Транспорт на фронт. Надо убежать из поезда. Сообщим, куда вы затем должны направиться. Записку проглотить».

Два дня спустя их освободили из-под ареста. Да, Леонов был неплохо информирован. В тот же вечер, стоя на поверке и слушая зачитываемые фамилии, Станислав был единственным, кто с нетерпением ждал, окажется ли и он в этом списке. Назвали всех троих. На Восточный фронт. Более двадцати конвоиров, вышедших из строя, стояли перед комендантом, угрюмо опустив очи долу. Фон Графф счел уместным произнести несколько возвышенных слов. Он выразил сожаление, что должен расстаться с такими закаленными воинами, столь безупречно несшими службу в тылу сражающейся армии. Но долг каждого из них состоит в том, чтобы принять личное участие в сражениях. Фон Графф напомнил, что всегда, когда ему приходилось делать подобный выбор, он не колеблясь отбирал самых достойных. И на сей раз поступил так же. Названным лицам выпала честь сражаться за фюрера и отчизну, а остающиеся в лагере могут только позавидовать той большой славе, какую они стяжают, захватив Москву.

После этой накачки они возвращались в казармы молча. В этот день с утра была почта. И Станислав получил письмо от матери. Он начал читать: «Мой дорогой Сташек!» Она писала, что его последнее письмо ее очень обрадовало. Как хорошо, что он все еще служит в этом спокойном и безопасном месте. К сожалению, она не знает, что это за место и что он там делает, так как многие фразы в письме были вымараны чернилами до такой степени, что ничего нельзя было понять. Но не важно, где он служит, лишь бы только ему не надо было подвергать опасности свою жизнь. Она ведь ему верит и знает, что он в любой ситуации сохранит человеческое достоинство. Кася тоже приписала несколько слов. Обе по ночам часто плачут и т. п. … Письмо навеяло грусть на Станислава. Вскоре ему придется прервать с ними всякую связь.

Маменькин сынок Ухмер, с которым он сидел на гауптвахте, также закончил читать длинное, на трех листах, послание.

Попав в число отправляемых на фронт, он совсем пал духом. Вертя в руках письмо, Ухмер взглянул украдкой на Станислава.

— Из дома?

— Из дома.

— От матери?

— Да.

— О чем пишет?

— Радуется, что я нахожусь в спокойном месте и не подвергаю свою жизнь опасности.

Ухмер отреченно покачал головой.

— Конец со спокойным местом. Комендант сказал, что выбрал самых лучших, но я-то знаю… Надо было чаще и поточнее стрелять. Хотя бы ради матери. Из-под Москвы не так-то просто вернуться, это не Париж.

— Надо было стрелять так, как Бруно, — сказал Станислав. — У военнопленных нет матерей.

Ухмер неуверенно посмотрел на него. Он не мог понять, говорит ли Станислав серьезно или с издевкой.

Так, значит, идея отправки охранников на фронт родилась из страха фон Граффа перед гестапо… Это, несомненно, помогло Станиславу выйти сухим из воды. Жандармерия, эти чертовы болты со следами разводного ключа, вырванные из пола доски, всякие подозрения о помощи в побеге «добровольцев» — все это было уже в прошлом. А сейчас полное боевое снаряжение в зубы, тяжело пыхтящий паровоз и ряды набитых солдатами вагонов. Солдатами армии «Центр». На открытых платформах танки, зачехленные брезентом пушки и холодные бетонированные круги, а на них задранные кверху стволы скорострельных зенитных пулеметов. Впереди паровоза три платформы с галькой. Это мера предосторожности на случай заложенной под рельсы взрывчатки. Настоящая крепость на колесах.