Сын ведьмы

— Ваше благородие, а чучело — то чуть дальше от секретного окопчика легло, — намётанным глазом определил унтер — офицер.

— Ты прав, Берёзкин, — глядя в бинокль, нашёл приметный кустик поручик. — Будем теперь темноты ждать. Поползём казака выручать.

— Алёша Попович приказал не рыпаться, — вспомнил наказ от казака унтер. — До полуночи обождать надо, Ваше благородие.

— Кто здесь командир? — взыграла спесь у офицера.

— Вы, Ваше благородие, — пожал плечами нижний чин. — Только с дьявольскими силами вам без Ведьмина Сына не договориться. А ночка будет тёмной. До полуночи луна, точно, не выглянет. Жутковато во тьму ползти, как бы друг дружку не перестрелять.

— Не знаешь, Берёзкин, — у казака с собой в сумке гранаты были? — поостерёгся от несогласованной вылазки офицер. К словам бывалого подчинённого стоило прислушаться.

— Кобура с наганом на бедре у казака висела, фляжка ещё, помню, была, — почесал затылок опытный вояка. — Может, по нам и гранатой жахнуть. Впотьмах — то хрен его разберёшь, кто по земле шуршит.

— Обождём до полуночи, — успокоился молодой командир, но уже через минуту опять встрепенулся — А как, австрияки добивать наш дозор поползут?

— Не завидую я им, — надвинул на глаза козырёк фуражки бывалый солдат и откинулся спиной на стенку окопа, ждать было ещё долго.

— Ага, повезло нам с санитаром, — кивнул поручик и продолжил напряжённо всматриваться в окуляры бинокля. Не выползут ли супостаты, раньше времени, из нор? Да и Алексей, вдруг, сигнал какой подаст?

Берёзкин, присев на дно окопа, тихонько похрапывал, а поручик извёлся уж до ночи, всё терзал душу сомнениями.

Темнота добавила беспокойства.

— Просыпайся, Берёзкин! — растолкал поручик унтера с железными нервами. — Слышишь, стреляют?

— Ага, маузеровская винтовка гавкнула, — сразу по звуку определил оружие Берёзкин. — А вот и пистолет затявкал.

— Парабеллум, — узнал характерные хлопки офицер.

— Может и так, — сдвинул фуражку на затылок унтер — офицер. — Только вот нашей мосинки не слыхать, и наган молчит.

— Неужто, наших раненых добивают?! — сжал кулак поручик.

— Не — е — е, так не достреливают, — ухмыльнулся унтер, — так, заполошно, от чертей только отстреливаются. Слышь, Ваше благородие, австрияки ещё и благим матом по — своему орут.

— Нет в немецком языке мата, — поучил мужика жизни молодой офицер.

— Наверное, уж как — то придумали яркие выраженьица, когда с бесом ночью встретились, — зло рассмеявшись, заслушался дикими воплями довольный мужик. — Хоть и не разобрать поганых слов, но, по всему видать, бодренько наш казачок немчуру по полю гоняет.

— Надо на помощь спешить, — опять засуетился молодой командир. — Поднимай ребят!

— Казак сказал сидеть— вот и сидим на попе ровно, — даже не подумал трепыхаться обстрелянный унтер — офицер.

— Ну, до чего же ты чёрствая душа, Берёзкин.

— Потому и живу на войне долго, — важно провёл пальцами по густым усам бывалый воин.

Стрельба и дикие вопли скоро стихли, ночную тишь нарушали лишь трели беспечных сверчков.

— Гляди, Ваше благородие, кажись, ползёт кто?

— Ничего даже не слышно? — бесполезно поводив биноклем из стороны в сторону, попытался засечь хоть шуршание поручик.

— Вот то — то и странно, что неслышно, — почесал затылок унтер — офицер и сжалился над молодым офицером, указал пальцем направление. — Звука нет, а горбатая тень ползёт.

Темнота ночи скрадывала расстояние, но, показалось, что сгусток тьмы движется уже, буквально, в трёх десятках метров.

— К оружию, — шёпотом призвал к бдительности утомлённых ожиданием солдат поручик.

Не успели те продрать глаза и вскинуть на бруствер винтовки, как ночь внезапно прорезали скрежещущие звуки. Чёрная тень колыхнулась. Расплывчатая человеческая фигура встала в полный рост и совершила стремительный рывок вперёд.

И вот уже в окоп запрыгивает чёрная тень с косматой башкой. Следом со страшным скрежетом подлетают сани и застывают поперёк окопа.

Под мохнатой шевелюрой высокого чудища вспыхивают белки глаз. Тёмную маску разрезает белозубый оскал.

— Напугал, чертяка в папахе! — хватается за сердце поручик. Слишком быстро, как чёрт из табакерки, оказался в окопе казачок.

— Всё путём, — докладывает чёрный голем и, легко сняв сани с бруствера, опускает вдоль траншеи. — Двое тут у меня. Одному кисть руки оторвало, но ему товарищ вовремя жгут из ремня наложил— жить будет. А вот сам — то «санитар» крови много потерял. Осколки всю спину располосовали, еле выковырнул.

— Так ты что— прямо в воронке обоих оперировал?! — ужаснулся поручик.

— Не досуг ждать было. И так, еле в последний момент на помощь успел. Культю огнём прижёг— всего делов — то, а вот с осколками долго пошаманить пришлось, целый кисет железных гостинцев насобирал.

— Ну, ты, полевой шаман, даёшь?! — восторженно хлопнул целителя по спине Берёзкин и закашлялся.

От удара, весь тонкий слой бурой пыли взвился в воздух, словно унтер ударил со всего маха ладошкой по пыльному ковру. Пыльная пудра облетела даже с косматой папахи! Перед обомлевшими солдатами вновь предстал казачок в новенькой форме. При этом с кожи лица и рук бурый покров тоже слетел!