В стенном зеркале, висящем напротив дивана, отражались двое мужчин среднего возраста. Форменный китель и бархатный сюртук. Орденские планки и вставки розового атласа. Погоны и шитьё золотом. Уставно́й галстук-самовяз и красная бабочка в горошек. Брюки, выглаженные до бритвенных стрелок, и лосины жемчужного оттенка.
Льдистые глаза. Карие глаза.
– Мы с тобой вроде как Ойкумена, – пробормотал Борготта.
Тумидус с подозрением воззрился на своего бывшего раба:
– Опять шуточки? Если да, то я не понял.
– Две реальности, – пояснил Борготта. – Физическая и мифологическая. Полные антиподы, и друг без друга жить не можем. Задыхаемся.
– Ты какая?
– А ты?
– Я первый спросил.
– Не знаю. Физическая?
– Вряд ли.
– Тогда ты физическая?
– Сомневаюсь. Практическое бессмертие? Нет, физика – это не моё.
На столе подпрыгнул коммуникатор: пришёл чей-то вызов.
– Опять, – вздохнул помпилианец. – Достали.
– Нет. Нет, Рахиль, и не проси.
– Ты должен, – настаивала Рахиль Коэн.
– Никому я ничего не должен.
– Должен.
– Идите вы все с вашими долгами… Сказать, куда?!
Гематрийка наклонилась вперёд, едва не выпав из голосферы:
– С нашими долгами, Гай. С нашими. Ты согласишься.
– Ага, раскатала губу.
– Рано или поздно ты скажешь «да». С вероятностью…
– Тыща процентов! Миллион! А пока что «нет».
– Мы однажды уже просили тебя. Помнишь? Поход в Астлантиду, двенадцать лет назад. Подготовка к войне. Мы пришли к тебе: Папа, Нейрам, Кешаб, я. Мы нуждались в командире, потому что мы, как ни крути, одиночки, индивидуалисты. Антисы – всегда одиночки, такова наша природа. Даже сейчас, объявив себя расой, мы не слишком-то изменились. Напомнить тебе, что ты ответил?
– Я коллантарий, – хрипло произнёс Тумидус. Дюжины лет как не бывало. – Природа коллантов – сотрудничество.
– Вот и сотрудничай, чёрт бы тебя побрал!
Тумидус смеялся долго, со вкусом.
– Репетировала? – поинтересовался он, отсмеявшись.
– Да, – честно созналась Рахиль.
– Сама?
– Наняла режиссёра-постановщика. Шесть уроков.
– Сколько он взял?
– Триста экю. Предоплатой.
– Скажи ему, что он шарлатан. Ты зря потратила денежки, госпожа Коэн. «Чёрт бы тебя побрал!» И бровки, бровки на лоб! С имитацией эмоций у тебя дела обстоят хуже, чем у меня…
Тумидус замялся, подыскивая сравнение.
– Чувство юмора, – подсказал с дивана Борготта. – Хуже, чем у тебя с чувством юмора.
– А ты заткнись!
– Неестественно, – возразил Борготта. – Наигрыш. Учись, пока я жив.
И вдруг заорал, багровея лицом:
– Заткнись, чёрт бы тебя побрал!
Тумидус опешил. Рахиль заинтересовалась.
– Вот, – как ни в чём не бывало, улыбнулся Лючано Борготта, в прошлом – директор театра контактной имперсонации. – Вот как надо. Рахиль, в следующий раз нанимай меня. Я беру дороже, но гарантирую результат.
Рахиль взяла паузу. Наверное, тоже подсказка режиссёра.
– Так что? – спросила она, когда молчание стало невыносимым. – Ты согласен?
Тумидус взял себя за горло. Глазами показал: достали!
– Ты согласен?
– Нет.
– Я перезвоню, – кивнула Рахиль.
– Хай, бро!
В дверь сунулся мальчишка.
Нет, не мальчишка – карлик. Слепой чернокожий карлик ростом с шестилетнего ребёнка. Карлик приплясывал, чесал нос, щёлкал пальцами, как кастаньетами – короче, ни секунды не стоял на месте. На вид, если приглядеться, ему было лет шестнадцать.
– Ты кто такой, а? – белые глаза уставились на Тумидуса. Вёл себя карлик, будто зрячий, наглый до кончиков ногтей. – Мне кажется, я тебя знаю. С чего бы? Я вашего брата рабовладельца не очень-то жалую.
Тумидус вздохнул. То, что безмерно радовало его по первому, и даже по второму разу, со временем превратилось в рутину, опостылевшую до зубовного скрежета.
– Привет, Папа!
– Папа? – изумился карлик. – Привет, сынок.
– Ну да, ты же ещё не Папа. Привет, Лусэро. Да, ты меня знаешь. Я – Гай Октавиан Тумидус, твой друг. Я был на твоих похоронах.
– Ага, – хихикнул карлик. – Белый бвана шутник.
– Белый бвана ни фига не шутник. Ты просто не помнишь.
– Чего я не помню?
– Ничего сверх положенного для твоего возраста. Кстати, твоя старшая жена отлично поёт блюзы. Как-нибудь слетай на Китту, послушай.
– Блюзы?
– Ага.
– Жена?!
– Старшая.
– Китта?
– Там твой дом. Семья. Дети, внуки. Родина, короче. Ты зачем здесь высадился? Тебе тут что, мёдом намазано?
– А почему бы и не здесь? Где хочу, там и…
– Вот-вот. Где хочешь, там и спускаешься. Ты всё время возвращаешься в малое тело поближе ко мне. Рефлекс, что ли? Если рефлекс, он мне не нравится.