Сын Войны, Дочь Хаоса

— Вот почему мы перестали водить вас с Рорком к дантисту после того, как вы достигли половой зрелости.

— Половое созревание — это ещё одна тема, о которой я не хочу с тобой говорить.

Папа поднял ладони вверх.

— Я просто говорю тебе, почему ты не можешь пойти к дантисту. Или к обычному гинекологу. У Сетитов есть свои гинекологи…

Я поплотнее закуталась в одеяла.

— Мы не обсуждаем гинекологов, и мои зубы в порядке, — мои зубы на самом деле были лучше, чем в порядке. У меня не было кариеса, и мне не нужны были брекеты. — У меня во рту нет никаких странных приспособлений.

— Ты знаешь, — сказал папа. — Однажды мы водили тебя к дантисту-Сетиту. Если ты обучен, ты сможешь увидеть это на рентгеновских снимках.

У меня упало сердце. В конце концов, я была Сетитом.

— Я не собираюсь заставлять тебя слушать то, к чему ты не готова, — мягко сказал папа. — Но я хочу ответить на твои вопросы, — он сказал это так, словно был уверен, что рано или поздно я захочу убивать людей.

— Когда ты женился на маме, ты перестал быть Сетитом, — медленно сказала я. — Теперь, когда она мертва, ты вернулся к…

Он покачал головой, и тяжесть пяти веков, казалось, легла на его глаза.

— Я дал обещание твоей матери, и я не нарушу его, даже когда она мертва, — он приложил палец к сердцу. — Это то, как я чту свою любовь к ней. Я состарюсь и умру, и буду надеяться, что она права, что есть рай, где мы снова сможем быть вместе.

Мой отец всегда говорил, что религия — это суеверие и принятие желаемого за действительное. Меня удивило, что сейчас он желает небес. Он посмотрел на моё выражение лица и рассмеялся.

— Ты, вероятно, думаешь, что Сетиты не могут попасть на небеса, но подумай вот о чём: Бог создал льва вместе с ягнёнком. Я уверен, что Бог не держит зла на льва за то, что он всю свою жизнь ел ягнят.

Я поняла, что мой отец ответил на мой предыдущий вопрос. Он больше всего любил мою маму. Для неё он отказывался от бессмертия в надежде на воссоединение в загробной жизни.

Он потянулся ко мне; я склонилась в его объятиях. Я не была уверена, было ли это слабостью или силой, что, несмотря на то, что я знала о своём отце и брате, я всё ещё любила их. Моя преданность всё ещё принадлежала им.

Когда папа обнял меня, он сказал:

— Я люблю тебя больше, чем саму жизнь.

— Я знаю.

Он отпустил меня, но продолжал смотреть мне в глаза.

— Если ты хочешь воздержаться от эликсира, я поддержу тебя. Хотя я тоже должен поддержать Рорка. Он не давал обещания твоей матери. Мы должны позволить ему жить так, как он считает нужным.

— То, что делает Рорк, незаконно и опасно.

Я почувствовала ещё одну волну разочарования, потому что, хотя мой отец перестал быть Сетитом, он не считал это неправильным. Его воздержание было исключительно знаком любви к моей матери.

— Рорку нужно использовать только четверть флакона каждый месяц, — сказал папа. — У него их два. Тебе не придётся думать об этом какое-то время.

Не раньше, чем через восемь месяцев. Это всё ещё казалось слишком рано.

— Но…

Мой отец приложил палец к моим губам, чтобы заставить меня замолчать.

— Поверь мне, твоя мама пыталась убедить Рорка не быть Сетитом. Если она не смогла этого сделать, ничто из того, что ты скажешь, не заставит его передумать.

Я не могла с этим смириться. У меня было восемь месяцев, чтобы урезонить его, убедить измениться.

— Обещай мне, — сказал папа, не сводя с меня глаз, — что ты останешься с Лечеминантами, пока меня не будет.

Я вздохнула.

— Я останусь, пока ты не вернёшься.

Это не означало, что я не могла подделать школьные справки и отправить их в каждый колледж в моём списке пожеланий. Не помешало бы оставить мои возможности открытыми.

— Ты планируешь когда-нибудь покинуть эту комнату? — спросил он.

— Может быть, — сказала я.

Мой отец поцеловал меня в лоб.

— Я вернусь, как только смогу.

Он встал, попрощался и вышел из комнаты. Несмотря на то, что я планировала уехать в колледж, я почувствовала прилив печали и беспокойства, когда за ним захлопнулась дверь.

Хорусиане могут найти его. Или скарабеи. Я больше никогда не смогу прощаться с ним с легким сердцем.

ГЛАВА 14

Я вылезла из постели, распаковала одежду и включила телефон, чтобы подзарядить его. Когда я больше не могла придумать причин оставаться в своей комнате, я долго принимала душ, одевалась и сушила волосы феном. Я продолжала водить языком по внутренней стороне рта, гадая, где же адаптация.

Раньше я думала, что знаю, кто я такая. Теперь всё, в чём я была уверена, казалось искаженным, потускневшим и изменившимся.

Я немного накрасилась, затем направилась по коридору к лестнице. Пока я шла, я услышала голос Рорка, резкий и сердитый в одной из комнат подо мной. Я не могла разобрать его слов.

Несколько мгновений спустя Корделия поспешила вверх по лестнице. На ней был розовый кашемировый свитер, который придавал ей невинный и милый вид, как будто она собиралась свернуться калачиком где-нибудь с котятами. В ярком дневном свете она была ещё красивее, чем прошлой ночью. Однако её губы были сжаты в сердитую линию, и она сморгнула слёзы. Увидев меня, она остановилась.