Заболоцкая:
Решаю остановиться на этом и дальше не обсуждать. Как объяснить Рине, что она ничем не хуже, просто взять и резко начать обращать внимание на Карена, особенно еще и начав встречаться с другим, — это странно? Лучше буду молчать, тем более, я вообще хотела лечь спать. Мне надо сначала полностью выздороветь и прийти себя, и уж тогда я возьмусь за свою подругу. И за себя саму тоже. Мне бы для начала в своей жизни порядок навести.
Еще пару дней я отлеживаюсь дома, при этом благодаря высоким технологиям не пропускаю уроки — подключаюсь к ним онлайн. Валяюсь на кровати, замотавшись в плед, с отключенной видеотрансляцией меня, но при этом с работающим видео урока. Слушаю, но в одно ухо влетает, из другого вылетает. Приходится собирать себя в кучу, чтобы понимать хоть что-то. Чем дальше в лес, тем больше дров... Или чем ближе к выпускным экзаменам, тем страшнее все. А это еще только октябрь.
После выходных я возвращаюсь в школу. Мхитарян на удивление уже находится за нашей общей партой и ждет меня, хотя обычно в школу не торопится. Прикрылась лавочка сидения с Риной? Похоже, что так. А ведь я даже у него самого не спрашивала ничего, только со слов Заболоцкой знаю. Каренчик по большей части молчал, только спрашивал, как я себя чувствую.
— Соскучился, родной? — падаю на соседний с ним стул и бросаю рюкзак прямо на крышку парты.
— Привет, рыж. Очень соскучился, — улыбается, но не спешит обнимать меня. Для него это в принципе лишнее проявление чувств, так еще и девушка я теперь занятая.
— Так скучал, что даже зачем-то сидел с Заболоцкой, — ловлю первый же удачно выпавший мне случай съязвить.
— Она сама ко мне села, — и глазом не моргнув, отвечает Мхитарян.
Да в смысле? Эти двое меня с ума сведут. И главное, мне бы реально собой заняться, пока батя в монастырь на Север не отправил подальше от белобрысой головы Шумского. Но я почти круглосуточно занимаюсь только одним — попытками разобраться в происходящем. Хотя мысленно все время возвращаюсь к тому, что задвигал сосед Рины, наш любимый всезнайка Алексей Сергеевич: сами разберутся. Вот, кажется, уже и сами разбираются без меня, только не очень успешно.
— Да ты врешь, — отрицаю слова Карена.
— Нет. Я мог бы тебе посоветовать спросить у самой Рины, но ее еще нет. Да и по-честному, я не советую. Я запутался, что в ее светлой головушке, особенно после того, как она связалась с мальчиком-длинные-реснички.
Давлюсь то ли кашлем, то ли собственным смехом, потому что про реснички правда смешно, а еще потому, что солидарна с Мхитаряном. Что за мысли поселились в голове Заболоцкой — вопрос, на который у нас нет ответа.
— Я с тобой согласна, друг. Все это странно, но лично мне сейчас еще интереснее, как все-таки батю победить. Мы с Тимом уже и через его родителей зашли, но легче не стало. Разве что еще сложнее.
— Что-то страшное?
— Ну вот представь, ты любишь девушку, а у тебя ее уводят, — успеваю ляпнуть быстрее, чем подумать, и мысленно уже отвешиваю себе подзатыльник. Хороша подруга! По самому больному бьет. Поэтому тут же добавляю самую главную отличительную деталь. — И уводит твой лучший друг, с которым ты делился всем и всегда.
— Офигеть. Это про кого?
— Про отца моего. Не догадываешься, к чему клоню? Мой отец и мама Тима — те самые парень и девушка. А тот, кто увел — друг бати и папа Тимофея в одном лице. Да, я не очень удачное место выбрала, чтобы это рассказать. Но теперь уже ты все знаешь. И что мне делать, Каренчик?
— Даниил Алексеевич уже разговаривал с родителями твоего Шумского, да? А они на вашей стороне?
— Абсолютно. Единственный, кто против, — это папуля. Я бы сказала «весь мир против нас», но против только папочка. И волшебного рецепта для этой ситуации просто не существует.
— Твой папа не сможет запрещать вечно. Ты взрослая уже, через год восемнадцать стукнет.
— Проблема в том, что только через год, а не через пару месяцев, как тебе. Легко говорить, когда сам одной ногой совершеннолетний, — фыркнув, отворачиваюсь от него и разглядываю дома в окне. Очень интересно, конечно, я ведь и без того наизусть знаю их расположение и чуть ли не каждое окно ближайших многоэтажек.