Сын врага (СИ)

— Позволь омыть твои раны, сынок, — Ракшас встал на колени перед Биндусарой и попытался вытереть клочком влажной ткани сбитые, кровоточащие стопы юноши, но тот жестом остановил аматью.

— Сейчас я — не царь, и это мне следует омывать твои ноги, отец.

Ракшас попытался сопротивляться, но его усадили на соседний камень и тщательно отёрли уставшие от ходьбы ступни.

— Вот так, — Биндусара задумчиво посмотрел на своего растерянного, недоумевающего советника, чьи губы дрожали. — Сейчас съедим лепёшки, которыми нас наградила за помощь та добрая женщина из деревни, и отправимся дальше.

Ракшас не выдержал и ударил кулаком по камню, рассекая руку об острый край, но совершенно не чувствуя боли.

— Я обещал беречь тебя, а вверг в такие трудности! Что я за советник! Когда вернусь, пусть самрадж Магадхи проявит жёсткость и заточит меня в темницу, потому что я бесполезен.

— Подожди, — решительно прервал его Биндусара с лёгкой усмешкой. — Тебе рано в темницу. Я принял тебя своим отцом… Пусть не было особого ритуала, и я не ношу твоё имя, но для меня это очень важно! И мы с тобой ещё ничего не успели сделать. Деду царя Чолы — Эллалану его злейший враг Дутугамуну воздвиг памятник на том месте, где убил семидесятилетнего воина в честной битве. Отец Ураяры — Кулаккоттан прославился тем, что восстановил множество разрушенных храмов, в том числе Конешварам и Мунешварам. А я ещё не успел совершить ничего стоящего — ни сам по себе, ни вместе с одним из моих отцов. Ты не будешь заточён раньше, чем я прославлю своё имя и сделаю Магадху ещё более великой. И мой отец Чандрагупта вернётся со мной в Паталипутру, я так решил. Он больше не останется в той пещере на холме!

Ракшас замер и непонимающе посмотрел на своего названного сына.

— Я долго думал, — продолжал Биндусара. — Самрадж Чандрагупта не несёт ответственности за то, что совершил под влиянием ядов Чанакьи. Я простил мать, хотя в гибели отца и его братьев она тоже виновна. Но в совершении тех преступлений не было её воли. Прекратив принимать яды, она раскаялась. Её достаточно наказала судьба. Так почему я не могу простить того, кто воспитал меня и заботился обо мне все эти годы? К тому же я видел своего отца Дхана Нанда во сне, и он просил за самраджа Чандрагупту. Убеждал простить его.

— Не может быть! — потрясённо выдохнул Ракшас, хватая Биндусару за руку. — Ты видел во сне моего повелителя?!

— Видел. И он сказал, что если ему, убитому рукой врага в поединке, происходившем с нарушением правил, удалось простить самраджа Чандрагупту, почему я не могу сделать того же?

— О… — аматья проглотил подступившие слёзы. — Я бы отдал оставшуюся часть моей бесполезной жизни, чтобы хоть раз увидеть Величайшего — во сне, наяву — не имеет значения! Но… даже по просьбе его души, явившейся к тебе во сне, я не смогу простить Чандрагупту. Для меня этот подлец навсегда останется убийцей, невзирая ни на какие обстоятельства. Ты можешь привести его снова во дворец и снова усадить на престол, но я не стану кланяться ему. Лучше заточи меня в узилище!

— Ну вот опять, — засмеялся Биндусара. — Зачем всё время просишь сделать из тебя узника? Говорю, пока мы с тобой не пройдём вместе через сто сражений — не бывать этому! Давай лучше разделим последнюю лепёшку и двинемся дальше. Некогда болтать.

Аматья покачал головой и невольно улыбнулся. Этот прекрасный юноша мог одним взмахом ресниц или тёплым взглядом остановить наводнение или, наоборот, вызвать дождь, и Ракшас понял, что только ради него готов стерпеть любую змею возле собственного сердца, даже если имя той змее — Чандрагупта.

Ракшас долго размышлял, что скажет ненавистному предателю, снова встретив его, но когда это случилось, аматья с печалью понял: не придётся говорить ничего. Биндусара так долго шёл, собравшись с силами, мужественно преодолевая путь по усыпанному камнями склону холма, оставляя кровавые следы на земле, морщась от боли, не останавливаясь ни на мгновение, чтобы найти… это?

«Он не заслужил», — мелькнуло в голове Ракшаса. — Мой Биндусара не заслужил такого!»

Отшельник-аскет, высохший и сморщенный, словно ствол мёртвого дерева, лежал внутри пещеры поверх отпечатков чьих-то ног, застывших в сухой глине, и бессмысленно таращился вверх, в пустой каменный свод своего последнего убежища, едва приметно улыбаясь.

Биндусара бросился к нему, он теребил и звал по имени того, кого почти невозможно было узнать, но в лице умирающего не дрогнул и мускул. Ничего не значащая улыбка застыла на устах бывшего царя, словно маска. Чандрагупта почти не дышал.