Сын врага (СИ)

— Боги… Он совершил сантхару. Он ничего не ел всё это время, но продолжал пить, чтобы продлить мучения! Судя по его облику, он очень долго мучился… Но зачем?! Я не просил его поступать так! — Биндусара растирал холодные пальцы отца, пытался согреть их своим дыханием, а потом просто обнял бесчувственное тело и зарыдал. — Почему ты не дождался меня?! — кричал он. — Ты ОПЯТЬ обманул! Обещал всегда быть со мной, но всю жизнь ты только и делаешь, что лжёшь! Как ты мог?! — злость сменилась отчаянием, и Ракшас, обмирая внутри, услышал. — Посмотри. Это я. Узнаёшь? Скажи, что узнал, прошу! — такой болезненной мольбы аматья никогда и ни в чьём голосе прежде не слышал.

Неожиданно веки умирающего дрогнули, а голова слегка повернулась в сторону Биндусары, и пустая улыбка вдруг ожила, став осмысленной.

— Узнал? — в последней надежде приподнимая отца за плечи, спрашивал Биндусара. — Посмотри, я пришёл! Если вздумал умирать — сделай это в Паталипутре! Я буду сидеть рядом и держать тебя за руку… Не смей умирать на чужой земле, слышишь?!

— Дха…на, — едва слышно пронеслось по пещере, словно ветер подобрал пригоршню песка и разбросал её по земле. — Дха… на…

— Нет!!! — на сей раз Биндусара закричал так, что содрогнулись своды пещеры. — Я — Биндусара!!! И я пришёл сказать: прости, я виноват! Если бы можно было повернуть время вспять, я бы не изгнал тебя! Не умирай! Я прошу. Я умоляю! — трясущимися руками юноша прикладывал сосуд с водой к губам Чандрагупты, но умирающий начал надсадно кашлять, захлёбываться, и вся вода вытекла обратно.

Собравшись с духом, Ракшас приблизился к Биндусаре и мягко погладил юношу по спине.

— Оставь. Он не узнаёт тебя, потому что ему недолго осталось. Его душа почти освободилась — она видит иные миры.

— Нет, — Биндусара сгорбился, склонившись над Чандрагуптой. — Почему я не явился раньше?! Почему не успел помочь?!

Внезапно он выпрямился, и Ракшас испугался, увидев, каким стало лицо юноши — яростным, почти бешеным:

— Я уничтожу Чолу! Я вернусь с огромной армией и разнесу в клочья земли того царя, из-за которого вынужден был идти пешком и терять драгоценное время! Если бы мне разрешили приехать в колеснице, я бы успел поговорить, испросить прощения! А теперь… Всё кончено. Отец никогда не узнает, как сильно я его любил! Не узнает, что я никогда не желал ему смерти! Всю мою жизнь я буду помнить этот день и ненавидеть себя, потому что… — он не договорил.

Иссохшая холодеющая рука коснулась его лица. Не веря себе, Биндусара перевёл взгляд на того, кто уже почти не дышал.

— И я… люблю… очень… — услышал он внезапно. — Будь… счастливым… мой… Бинду…сара… — Чандрагупта попытался поднять дрожащую руку чуть выше, чтобы коснуться волос сына, но силы оставили его, а вместе с силами — и дыхание.

Крик и рыдание смешались воедино. Юноша схватил упавшую руку отца и положил её себе на голову, стискивая крепко, насколько хватало сил.

— Отец, отец, да, это я! Я здесь! Благословите меня!

Ему никто не отвечал.

Ракшас хотел было подойти ближе и утешить, но понял, что сейчас любые утешения бессмысленны. И он покинул пещеру, решив дождаться снаружи. Прекрасные ароматные магнолии, окружавшие пещеру, продолжали ронять на землю бело-золотые лепестки.

Последнее, что помнил Чандрагупта — руки сына, с нежностью и любовью обнимавшие его. Он желал ещё хоть раз сам прикоснуться к Биндусаре, но сил не осталось. Сейчас, очутившись один в кромешной тьме, он мог бы рыдать впервые в жизни так долго и громко, как хотел. Его бы не устыдил никто, потому что ни одна живая душа не встречала его здесь. Но слёзы, как нарочно, исчезли, а в горле встал сухой, противный ком. Конечно, это просто игра воображения, ведь тело осталось где-то там, в Мритью Локе. А он сейчас, видимо, в Патале, которую заслужил. Чандрагупта не знал, куда идти дальше. Темнота выглядела беспросветной, глухой, непроницаемой. Внутри, как удары сердца, которых он больше не ощущал, билась лишь одна мысль: «Не вышло. Ничего не вышло. Я один. Мне никогда не увидеть его!»

Он сделал наугад шаг, другой, ощупывая незнакомое пространство вслепую, и тьма внезапно взорвалась, исчезла, превратившись в потоки света. Зажмурившись от невыносимого сияния, Чандрагупта вдруг почувствовал, как чьи-то руки, не менее родные и любимые, чем руки Биндусары, подхватили его, лаская, баюкая, защищая от невзгод.

— Я здесь, — услышал он взволнованный голос прямо над собой и ткнулся носом в пахнущую сандалом и хвоей кипариса грудь. — Я так долго ждал.

Он молчал и тихо всхлипывал, не веря происходящему. Это было слишком хорошо! Он боялся поднять глаза и обнаружить, что эти объятия и знакомое тепло сильных ладоней — лишь иллюзия. Но любимый голос не умолкал:

— Ты знаешь, кто я? Скажи, что узнаёшь меня, прие!

И вот тогда слёзы хлынули рекой, и он ощутил себя снова глупым беспомощным мальчишкой, режущим руку до крови лезвием меча лишь бы не думать о своей вине, лишь бы забыть…

— Дхана…

— Да, Сокровище. Даю слово: больше не будет ни боли, ни смерти. Мы вместе. Навсегда.