Сын врага (СИ)

— Я же ясно дал понять, что мне не нужны их земли! Я прибыл с миром. И даже не ради них, а с совершенно другой целью. Неужели кроме войны им нечем мне ответить?

— У них есть другое предложение, — понизив голос так, чтобы никто из сопровождающих слуг его больше не слышал, произнёс аматья. — Но на него ты, сынок, скорее всего, не согласишься.

— Говори! — ненадолго воспрянул духом Биндусара, но слова Ракшаса тут же уничтожили всю его радость.

— Махарадж Чолы спрашивает, кем тебе приходится странствующий аскет, живущий в каменной пещере на холме возле Белого Озера, с которым ты так жаждешь увидеться? Я сказал в точности, как ты мне и велел: «Самрадж Чандрагупта — бывший повелитель Магадхи. Мой нынешний повелитель желает встретиться с ним для получения наставлений и благословений». И знаешь, что этот напыщенный бородатый индюк Ирума-питара-талайян, советник махараджа, ответил мне?

— Что? — Биндусара уже понял: добрых вестей не будет. Так и оказалось.

— «Здесь нет никаких царей, кроме великого царя Ураяра Иламчетченни. Ноги повелителя Магадхи в Шраванобелаголе не будет никогда! Когда сын ищет отца — мы к такому сыну всегда благосклонны. Но если один чужеземный царь ищет другого царя, мы в том помочь не можем. Цари не умеют склонять голову, это всем известно. А сын, ищущий отца, обязан смиренно сойти с колесницы, поклониться нашему махараджу, снять с себя чуждые нам одеяния, надеть одежды народа Тамилакам и в этих одеждах пройти весь путь. С сыном, ищущим отца, не может быть больше одного сопровождающего. Он имеет право питаться тем, что найдёт в наших лесах по пути до своей цели, и тем, что ему подадут в качестве милостыни, но коней в качестве милостыни ему не подадут, на это он может не рассчитывать. И чужого золота народу Чолы не надо. Сын, ищущий отца, может оставить себе оружие, необходимое для охоты и самообороны — лук со стрелами, кинжал и меч, но ничего более, кроме этого». Мой повелитель, я понял хорошо, чего они желают, но я не могу допустить, чтобы вас так ужасно унизили! — Ракшас с горечью покачал головой.

Биндусара размышлял недолго.

— Это вовсе не унижение. Не может быть ничего важнее, чем прийти к отцу, пока ещё не поздно, ибо почти три луны тому назад я видел дурной сон и, опасаюсь, что он может сбыться!

— Но… поклониться врагу? Идти пешком в одеяниях чужого народа весь этот долгий путь через лес и чужие поселения? Просить милостыню? Вам?! — Ракшас растерянно смотрел на своего господина. — Для меня легче начать войну и умереть, чем увидеть, как вы переносите такое, голодаете в пути и стираете ноги в кровь, не имея возможности с удобством ехать в колеснице или хотя бы верхом!

— Мы с тобой не будем голодать, Картикея. Или ты не привык в военных походах и, живя в изгнании с моим отцом, обходиться без помощи слуг? Не сумеешь застрелить оленя? Или, полагаешь, я не справлюсь с луком и стрелами? — бодро спросил у аматьи Биндусара, и сердце Ракшаса растаяло.

— Простите, самрадж, что усомнился в вашей силе! Ради вас я сделаю что угодно, — промолвил аматья, складывая руки в жесте почтения, — как прежде делал всё, что мог, ради вашего родного отца, да пребудет его душа вечно в небесных мирах!

Биндусара посмотрел на аматью, потом перевёл взгляд на стоящего под навесом колесницы сурового махараджа Чолы, который был ненамного старше самого Биндусары, и зло прикусил губу.

«Я увижусь с отцом, чего бы мне это ни стоило! Даже если придётся проползти весь путь до Шраванабелаголы на животе, как наг, и совершенно голым», — подумал он и вздрогнул, осознав одну простую истину: сколько бы он ни гневался на Чандрагупту, сколько бы ни желал отомстить ему, но в глубине души он никогда не переставал считать его своим отцом. И никогда не переставал любить.