Сын зари

А Кирилл мужчина, тело требует своего, и осудит его разве что ханжа.

— Я… я должна… — Девушка махнула рукой. — А, ладно… Я согласна. Но как всё? Теперь нет ни загсов, ничего.

— Мы освятим наш брак силой Отца и Сына, и Духа Жизни Святого, — сказал Кирилл. — Понадобятся свидетели.

Федор и Серега оказались под рукой очень вовремя.

Кирилл изложил им свою просьбу. И если на лице недавнего предводителя небольшой общины с Яблоневой улицы на мгновение отразилось удивление, сменившееся одобрением, то бывший десантник остался невозмутимым — все, что исходило от Сына зари, было для него истиной в последней инстанции, руководством к действию, а не поводом для размышлений.

— Когда? — только спросил он.

— Утром, после завтрака, — ответил Кирилл.

— Вот Динка, даже очень шустрая девица, хе-хе. — Федор задумчиво почесал нос. — Все сделаем в лучшем виде, да.

Бывший журналист потянулся, чтобы обнять невесту, но та неожиданно поклонилась ему и проскользнула в дом. Ее ждал долг перед убитыми братьями по вере, долг почти священный.

Кирилл с трудом удержался от недостойной божьего посланника брани.

Дождь усилился. До того дома, где он жил последние дни, брели под настоящим ливнем. Было холодно, во тьме с трудом угадывались очертания заборов, поднимающихся над ними крыш, растопыривших ветки деревьев.

Спал в эту ночь Кирилл плохо. Ему мерещились желтые восковые лица мертвецов, только глаза их были открыты, и в них читался укор: мы убиты из-за придуманной тобой ерунды, а ты остался жить, и после смерти нас встретил вовсе не обещанный тобой свет, а вечная тьма.

Проснулся Кирилл разбитым.

Но пришлось сделать бодрое лицо и натянуть на него улыбку, поскольку явился «док» с утренним осмотром, затем Серега с сообщением о том, что для свадьбы он готов, и что после нее необходимо обсудить кое-какие вопросы относительно сегодняшних операций.

— И никакого медового месяца, даже медового дня, — сказал Кирилл, улыбаясь. — Пошли.

— Но ты, это, как бы так и не сказал нам, что делать. — Бывший десантник нахмурился.

— По ходу дела поймете. Для начала соберите всех во дворе.

Ритуал заключения брака предстояло придумывать на ходу, как и погребальный. И счастье еще, что Кирилла в универе мучили всяческими обрядами всех времен и народов: кое-что осталось в памяти.

Взять разных древностей, смешать, добавить щепоть новой веры, взболтать… Выйдет не хуже, чем у предков.

— Пошли, — решил он.

Дина ждала в соседней комнате, тщательно причесанная, но одетая так же, как обычно — в джинсы и рубаху. Федайкины, находившиеся тут же, как по команде расцвели улыбками, но глаза у всех троих остались серьезными.

— Доброе утро. — Кирилл улыбнулся. — Церемония будет простой и короткой.

Не то время, чтобы затевать выкуп и приглашать тамаду.

Он дождался, пока вернется Серега, и, взяв девушку под руку, повел ее за собой. Скрипнули ржавые петли выходной двери, и они очутились на крыльце, под прицелом множества взглядов — любопытных и удивленных, радостных и завистливых, и даже сердитых.

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного и перед его ликом, — Кирилл повысил голос, как во время беседы, чтобы его слышали во всех углах не такого уж и маленького двора, — а также перед лицом истинно верующих и этих достойных свидетелей, я беру эту женщину в жены безо всякого принуждения, с ее доброго согласия.

Он выдержал паузу, давая озвученной мысли проникнуть в умы слушателей.

— И пусть никто не говорит, что мы вступили в брак тайно, или этого не было, или кто-то возражал, — сказал Кирилл, после чего развернулся к Дине, взял ее руки в свои. — «Горько» можно не кричать.

Последнюю фразу он произнес вполголоса, так, чтобы услышала только девушка. Склоняясь к ней для поцелуя, заметил, что глаза Дины заблестели от удовольствия, а щеки заалели.

А затем остался только вкус ее губ, мягких и нежных.

Мир вокруг стал как будто ярче, светлее, и Кирилл услышал восторженные возгласы:

— Чудо! Благой знак!..

Солнце, до сего момента прятавшееся за облаками, нашло прореху, и его лучи упали как раз на крыльцо, где стояли молодожены и довольно пучили глаза свидетели — Федор с Серегой.

В голове у Кирилла словно что-то сдвинулось. Он увидел длинный, чуть ли не бесконечный ряд зеркал, а точнее, отражений, и всюду были целующиеся парочки, и некто восклицал «Во имя Отца, Единственного и Несотворенного!», и горели факелы, и проливали слезы довольные мамаши, одетые странно и дико, и еще более странно, и еще более дико…

Этот момент, коротенькая церемония, сочиненная больше из необходимости, безо всякого вдохновения, отбрасывала в будущее такую мощную «тень», что могла сравниться с иной крупной битвой.