Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра

От этого вопроса у Руперта перехватило дух, будто его ударили в солнечное сплетение. Легко сказать «нет», спасая свою шкуру. Легко сказать «да» из чистой бравады и отделаться полуправдой.

— Нет, — сказал он. — Я не думаю, что мы должны бояться вас, то есть России. Но я думаю, что мы должны бояться коммунизма, а ведь это почти одно и то же.

— С чего вы это взяли? Коммунизм не только русское явление.

— Нет. Но иностранные коммунисты слушаются ваших приказов.

— Откуда вы это знаете, Руперт? Как вы можете с такой уверенностью это говорить? — вступила в спор Нина; это его удивило; теперь он понял, что борется не за одну, а за две свои жизни: за жизнь физическую, которой угрожает Федор, и за жизнь духовную, накрепко связанную с Ниной несмотря на разделяющую их стену разногласий, непонимания и предрассудков.

— Я этого не знаю, — сознался Руперт. — Но почему иностранные коммунисты всегда думают и поступают, как вы?

— Потому что и они, и мы — коммунисты, — горячо воскликнула Нина.

— Все это было бы хорошо, — возразил он с такой же горячностью, — если бы не делалось так прямолинейно. Вы говорите, что Сталин бог, и они соглашаются. Вы говорите, что Сталин уже не бог, и они опять соглашаются. Они послушны вам, как собака своему хозяину.

— Неправда! — крикнула Нина.

— В общем, правда, — спокойно заметил Федор.

— Федор!.. — сердито обернулась к нему Нина.

— Только они послушны не как собака, а, скорее, как солдат, — ответил Федор, не обращая внимания на Нину. — Мы все сражаемся уже не первый год, Руперт, против общего врага. Конечно, они шли за нами. Наша страна — первая социалистическая страна, и каждый капиталист на свете хотел бы увидеть ее поверженной и разбитой. И какие бы важные задачи ни стояли перед коммунистами всего мира, важнее всего им было, чтобы первая социалистическая страна уцелела. Важнее всего, — повторил он, — чтобы уцелели мы.

— Вот они и поступают, как вы прикажете, — упорствовал Руперт.

— Нам ничего не приходится приказывать. Они все знают сами, — услышал Руперт лаконичный, сухой ответ Федора и вдруг подумал, что за эти недели стал неплохо понимать по-русски. Сердце его громко стучало от волнения и страха, он чувствовал, что загнан в угол (притом не одним, а обоими собеседниками), и тем не менее русские фразы легко текли у него с языка.

— Так или иначе, — продолжал Федор, — теперь это все позади. Мы уже не нуждаемся в помощи. Мы достаточно сильны, чтобы защитить себя от врагов, и коммунисты в других странах могут больше не оберегать нас и заниматься своими делами.

Руперт снова пожал плечами. Все это его, в сущности, мало интересовало.

— Никто не требует, чтобы вы стали коммунистом, — говорил Федор. — Все, чего мы хотим от вас, да и от любого англичанина, — это чтобы вы не готовили против нас войну.

Федор бросил это замечание как будто невзначай, вполголоса. Но Руперт покосился на Нину и в душе пожалел, что она не встала и не ушла. Он не хотел, чтобы она слышала остальное, — они, наконец, подходили к сути дела.

— С чего вы взяли, что англичане готовят против вас войну? — спросил он, все еще намереваясь быть смелым и прежде всего правдивым.

— У нас столько доказательств этого, что мы не можем думать иначе.

— Вы имеете в виду шпионов?

— Шпионы есть у всех, — вздохнул Федор. — У нас тоже. Шпионаж, по существу, не такое большое преступление, как заговоры, которые с ним связаны и которые плетутся там у вас, наверху.

— Об этом я ничего не знаю, — сказал Руперт.

Федор внимательно на него посмотрел.

— А если бы знали? Если бы это зависело от вас лично, вы бы готовили войну против нас?

Руперт снова почувствовал желание солгать. Но что-то его удерживало. Какое-то упрямство не позволяло ему поступиться своим достоинством.

— Да, — подтвердил он. — Наверно, я готовился бы к войне с вами.

Нина посмотрела на него с ужасом, словно он ее предал, всадил ей нож в спину.

— Но почему, Руперт? — спросила она, не веря своим ушам. — Как у вас язык поворачивается это сказать?

— Послушайте, — ответил он. — Я убежден, что ваши политические деятели и генералы готовят свои планы войны против нас не потому, что хотят на нас напасть, а потому, что таков сегодняшний мир. Нам приходится готовить планы войны против вас, а вам против нас. Что поделаешь!

— Но это же цинизм!

— И все-таки это правда. От этого никуда не денешься.

— Ладно, ладно, — примирительно махнул рукой Федор. — Но скажите, Руперт, какой вы видите выход? Или вы хотите, чтобы все продолжалось по-прежнему?

— Какой дурак этого хочет! — с раздражением воскликнул Руперт. — Неужели я хочу, чтобы атомный взрыв уничтожил мою жену и моих детей? Неужели я такое чудовище?

— Ну, так как же? — прищурился Федор.

— Я не знаю, где выход. Ей-богу, не знаю. В таких делах я круглый невежда. Я как-то не очень над этим задумывался.

— Это потому, что вы ненавидите политику, — холодно заключила Нина. — Вы позволяете другим думать за вас. А они-то как раз и внушают вам ненависть к политике— так им удобнее делать все, что заблагорассудится.