Сыночкина игрушка

Утренняя серость вокруг него всё больше и больше наполнялась красками. Звуков становилось всё больше. И зуд, почти что болезненный и невыносимый, пропадал. Он всё ещё накатывал волнами, но каждая из них ощущалась заметно слабее предыдущей. На мгновение дядька Митяй подумал, что он опоздал, и наступивший день смыл своим сиянием болезненную пульсацию гнойника, но отчаяние быстро прошло, уступая место чувству правильности происходящего. Всё шло так, как и должно было идти.

Старик вновь погружался в транс. Прикрыв глаза, он шёл по тихому городку, петлял по пыльным улочкам, ведомый слышимым ему одному зовом. Он даже не мог сказать, сколько бродил по частному сектору, когда внезапно вышел из своего странного состояния. Резко, будто его вытолкнули в реальный мир насильно. Ноги старика подкосились, и дядька Митяй едва не упал на землю, но вовремя облокотился о низкий забор возле палисадника. Прикрыв глаза, он пытался унять заколотившееся вдруг сердце. Сейчас он успокоится и посмотрит, где очутился…

Через улицу громко скрипнула дверь и послышался раздражённый вздох. Дядька Митяй непроизвольно скрючился, прижимаясь к земле. Прищурившись, старик посмотрел на не спавшего в такую рань человека. Андрей Семёнович стоял, торопливо запихивая что-то в рот, на верхней ступеньке крыльца. В правой руке он сжимал грязный целлофановый пакет. Разглядеть с такого расстояния дядька Митяй не мог, но сразу понял, что в пакете еда. Мужчина же тем временем быстро огляделся по сторонам и, не заметив старика, торопливо зашагал к гаражу, будто решившись на неприятное, но важное дело.

49.

Тяжёлая металлическая дверь хлопнула, разбудив Катю. Андрей Семёнович стоял у входа в комнату, глядел отстранённо, словно думал о чём-то, совершенно никак не связанном с запертой в тесной комнатке девушкой.

— Привет, — глухо поздоровался он.

Кусок заплесневелого сыра, чёрствая горбушка чёрного хлеба и покрытая белой слизью колбаса, неделю как позабытая на полке холодильника, стукнулись о дно миски. Твёрдые края хлеба скрежетнули по металлу. Девушка вздрогнула от этих звуков, её бледная кожа, так и не успевшая загореть, покрылась крупными мурашками.

— Третий день пошёл, Катерина. Пора бы уже решать.

Мужчина говорил спокойным, будничным тоном. Словно рассуждал о том, что пора уже снимать созревшие овощи с кустов. Или о том, что самое время начинать собирать вещи для дальней поездки. Пора решать. Пора решать, станет ли она секс-игрушкой и инкубатором его умственно отсталого сына или умрёт. Катя почувствовала, что её сердце, ещё вчера вечером переполнявшееся отчаянной решимостью идти до конца, гулко застучало о грудную клетку. Девушка с ужасом ощутила, что для неё мир сузился до размеров камеры. Они летят в космосе — она и этот страшный мужик, на сей раз заявившийся в одиночестве. Мужик, стоящий у входа и рассуждающий о том, что у неё осталось всего несколько часов на то, чтобы принять самое важное решение в своей жизни. Катины лёгкие судорожно сжались, и из горла вырвался невнятный хрип.

— Чего?

Переспросив, Андрей Семёнович переступил с ноги на ногу и раздражённо поморщился, хлопнув себя по пустому карману брюк: забыл папиросы дома, на кухонном столе.

— Чего ты там бормочешь? Давай это, яснее, а? Воняет у тебя тут.

Последняя фраза хлестнула Катино самолюбие. У неё тут…

— Не надо… — промычала она дрожащим голосом. — Не надо, отпустите…

— Ясно…

Маньяк устало вздохнул и почесал живот. Этим утром он выглядел бледным, почти как его пленница. Сумасшедшая улыбка больше не блуждала по толстому лицу, а руки беспокойно дёргались, то хватая подол застиранного поло, то отпуская его. Неожиданно девушка поняла, что в этот визит он не играет с ней, как во все свои предыдущие появления. Маньяк выглядел усталым и нервным.

Сердце её снова забилось, но на этот раз не от страха: его окрыляла надежда. Неужели они идут по его следу? Не важно кто: поисковики, полиция, семья… Какие причины нервничать могут у него быть, кроме преследования? Наверняка обнаружились зацепки, знаки, нашлись свидетели нападения в лесу. И теперь он, этот жирный боров, трясётся за свою шкуру и шкуру своего безмозглого сынка! Не потому ли он и не привёл его с собой?

И Катя решила рискнуть.

— У вас ничего не получится! — срывающимся голосом выкрикнула она. — Вас найдут и посадят!

По тому, как маньяк вздрогнул и округлились его глаза, Катя поняла, что попала в цель. Ликование поднялось в её душе, но уже в следующий миг эйфория прошла. Андрей Семёнович, побагровев и стиснув зубы, шагнул к ней. Его руки больше не плясали нервно по объёмистому животу: они замерли, сжавшись в пудовые кулаки.

Катя ни на секунду не усомнилась, что мучитель ударит её. Она сжалась в комок, уже чувствуя, как твёрдые, покрытые похожей на чешую костяшки впечатываются ей в зубы, кроша и ломая их. Ей почудилось даже, что она ощущает, как по глотке текут горячие ручейки крови…