– Я шатался по старому лагерю, а лицо вымазал грязью, чтобы меня не узнали, всюду клянчил милостыню, подслушивал и высматривал: в лагере суматоха, старый генерал кричит и вопит и приказывает то одно, то другое, а потом отменяет приказ; он совсем сбился с толку от злости, а лицо у него покраснело и распухло от крика. Я до того осмелел, что подошел поближе взглянуть на него, и слышал даже, как он кричал: «Мне в голову не могло прийти, что этот чернобровый дьявол устроит такую штуку, а я еще верил ему во всем! А еще говорят, что северяне честнее нас! Да лучше бы я проткнул его штыком, потому что он вор и сын вора!» Он через два слова на третье отдает приказ, чтобы солдаты вооружились и выступали за нами в погоню.
Он визгливо засмеялся, – это был тот самый солдат с визгливым голосом, который любил пошутить, – а потом сказал, ухмыляясь под слоем грязи:
– Только ни один солдат и с места не двинулся!
И Ван Тигр сурово улыбнулся, понимая, что бояться ему нечего, потому что старый генерал уже около года не платил солдатам, и они оставались только из-за того, что их кормили даром и дела никакого не было. Чтобы заставить их сражаться, сначала нужно было им заплатить. Ван Тигр знал, что платить им генерал не станет, а через день-другой остынет и его гнев, и он, пожав плечами, снова вернется к своим женам, а солдаты по-прежнему будут дремать на солнце, просыпаясь только для того, чтобы поесть. И Ван Тигр обратил свое лицо на Север, зная, что ему некого бояться.
X
Три дня позволил Ван Тигр отдыхать своим людям, и три дня они ели, сколько могли, и осушали кувшины с вином до самого дна. Когда они наелись так, как не наедались уже много месяцев, и были сыты по горло и выспались так, что им уже больше не спалось, они встали, полные сил, задора и здоровья. Все эти годы Ван Тигр жил среди солдат, хорошо их изучил и знал, как управлять этими простыми и неучеными людьми, следить за их настроениями и, пользуясь этими настроениями, давать волю и в то же время, незаметно для них, держать их в узде. И когда он увидел, что его люди затевают ссоры и грозят друг другу из-за пустяков, из-за того только, что один споткнулся о вытянутые ноги другого, и что многие из них стали думать о женщинах и тосковать о них, он понял, что настал час, когда нужно приниматься за какое-нибудь новое и трудное дело.
Тогда он снова вскочил на спину каменной черепахи и крикнул, скрестив руки на груди:
– Сегодня вечером, как только солнце сядет за ровными полями у подножия горы, мы должны двинуться в путь к нашим собственным землям. Подумайте хорошенько, и если кто-нибудь из вас хочет вернуться к старому генералу, где можно есть и спать вволю, пусть возвращается сейчас, я его не трону. Но если он пойдет со мной сегодня, а потом изменит клятве, которую дал, я проткну его вот этим самым мечом!
И Ван Тигр выхватил меч, сверкнувший, словно молния среди туч, и взмахнул им перед слушателями, и они в испуге попятились назад, натыкаясь один на другого и в страхе переглядываясь. Ван Тигр смотрел на них в ожидании, и пятеро солдат постарше с минуту нерешительно поглядывали то друг на друга, то на острый, сверкающий меч, который Ван Тигр направил на них, а потом, не говоря ни слова, повернули и начали, крадучись, спускаться по склону горы и вскоре скрылись из вида. Ван Тигр следил за ними, неподвижно держа в вытянутой руке сверкающий меч, а потом крикнул:
– Есть еще кто-нибудь?
Наступила мертвая тишина, и долгое время никто из солдат не двигался. Вдруг невысокая, согнувшаяся фигура отделилась от толпы, торопясь незаметно скрыться, и это был сын Вана Старшего. Но увидев, кто это, Ван Тигр зарычал:
– Нет, только не ты, глупый щенок! Тебя отдал мне твой отец, и ты не свободен!
И он вложил саблю в ножны, бормоча презрительно:
– Я не стану пачкать хорошее лезвие в такой жидкой крови! Нет, я тебя отстегаю как следует, как стегают малых детей!
И он ждал, пока тот вернулся в ряды и стал на место, повесив, как всегда, голову. Тогда Ван Тигр сказал своим обыкновенным голосом:
– Пусть будет так. Осмотрите ружья, зашнуруйте покрепче башмаки и затяните пояса, потому что сегодня ночью мы выступаем в большой поход. Отдыхать мы будем днем, а идти ночью, и никто не будет знать, что мы идем на Север. Но каждый раз, вступая во владения какого-нибудь генерала, я буду говорить вам, как его зовут, и если вас спросят, вы должны отвечать: «Мы бродячий отряд и хотим примкнуть к армии здешнего генерала».
И как только село солнце и не совсем еще померк дневной свет, но уже показались звезды, а луна еще не всходила, люди потянулись неровной вереницей к выходу из ущелья, опоясанные, с узлами на спине и с винтовками в руках. Но лишние ружья Ван Тигр доверил только тем из людей, кого лучше знал и на кого мог положиться, потому что многие из его солдат еще не были испытаны в бою, а ему легче было потерять человека, чем ружье. Те, у кого были кони, вели их под уздцы, и у подножия горы Ван Тигр остановился и сказал по обыкновению резко: