Сыновья

«А как же иначе, — подумал Николай, — не живыми же им сдаваться». Мысли сразу же вернули его домой. «Мама… бедная. Как она перенесет, когда узнает? А как же она узнает? Ведь мы же все погибнем. А душманы, говорят, даже тела советских солдат забирают с собой. А что, если наши подумают, что мы сдались врагу?»

Коблику стало нехорошо на душе от этой мысли. Нет, ему не было страшно погибнуть. Иного пути он и не видел. Но мысль о том, что вдруг кто-то даже на мгновение посмеет подумать о том, что он, советский солдат, предпочел плен смерти, напугала его. «О чем это я? — одернул себя Коблик. — Кто поверит тому, что я струсил?! Что, разве не знают меня мама и Сергей? Света? Нет, я могу умереть, не беспокоясь за свое имя. Главное сейчас — это заставить душманов заплатить за наши жизни как можно большую цену».

А Шувалов, подсчитывая боеприпасы, искал выход. «Если продержимся до темноты, то рискнем пойти на прорыв. Только в какую сторону? Попытаться уйти обратно в горы? Но что там делать без боеприпасов и воды? Нет, лучше пойдем вперед. Наши наверняка где-то недалеко, ишут нас.

Старший сержант поглядел туда, где засели душманы. Повернулся к Банявичусу:

— Альгирдас, как ты?

— Порядок, Юра. Только патронов осталось меньше магазина.

— Гранат?

— Три.

— И у меня четыре.

— Ты посмотри тут, а я ребят наведаю.

— Хорошо. Будь осторожен, они следят за нами, на таком расстоянии подсечь тебя — раз плюнуть.

— Не волнуйся, не попадут.

Шувалову ползти было трудно. Раненое бедро отзывалось острой болью. Сжав зубы, он полз вперед. Коблик был на месте, а Леонов передвинулся метров на десять правее, где уже успел соорудить небольшую насыпь. Шувалов спросил у Коблика:

— Ну как, не страшно?

— Нет, патронов только мало.

— А ты экономь. Бей только одиночными и наверняка. — Шувалов поморщился и потер бедро. — Кто у тебя дома?

— Мама, брат Сергей, — почему-то смутившись, ответил Коблик.

— А у меня кроме родителей две младшие сестренки. — И вдруг, словно спохватившись, сказал: — О смерти не думай. Скоро стемнеет, пойдем на прорыв. Так что держись, мужик!

— Держусь. Как ребята?

— Банявичус молодец, а как остальные, сейчас выясню. Пока. — И он пополз дальше.

Леонов чуть подвинулся, давая возможность Шувалову укрыться за бугорком, потом сказал:

— Ты бы поменьше лазил, а то достанут.

— Как бы не так. Ползать мы научились. Ну, как у тебя?

— Порядок. Патронов — один магазин, но еще есть шесть гранат да кулаки.

— Ясно. Держи еще две гранаты.

— Спасибо.

— Не за что. В батальоне рассчитаешься.

— А ты думаешь, что мы сможем вырваться?

— А ты? Не прощайся раньше времени с жизнью, Антон. Постарайся сберечь патроны, нам с тобой придется прикрывать ребят. Мы же — старики.

— Ага. Это понятно. Смотри, какую я позицию выбрал. Они сунутся сейчас чуть левее, чтобы прямо на пулемет не лезть, ну а я их подпущу поближе.

— Ну-ну, — чуть улыбнулся Шувалов. Говорить что-то подбадривающее Леонову старішій сержант не стал. Антон — опытный солдат и сам не хуже командира понимал обстановку. Шувалов пополз дальше. Приблизился к Попову, тот в этот момент выстрелил из снайперской винтовки и удовлетворительно произнес:

— Четырнадцать.

— Ты что, в очко играешь? — запыхавшись спросил Шувалов.

— Какое там очко! Здесь и двадцать пять не будет перебором.

— И я уже девять имею, — послышался голос Кольцова.

— Мог бы больше, да ленишься, — подтрунивая над другом, сказал Попов.

— Да, с тобой потягаешься, — ответил Кольцов. — Щелкаешь, как орешки.

— А как же иначе? В конце концов, я снайпер или не снайпер?

— Снайпер, снайпер, — успокоил его Кольцов, — Да и патроны тратишь экономно. Молоток!

— Мужики, — обратился к ним Шувалов, — вы слышите меня, когда я кричу?

— Конечно, — пошутил Кольцов, — когда ты голос подаешь, то даже духи замирают на месте.

— Ладно тебе, — махнул рукой Шувалов. — Когда стемнеет, будем пробиваться вперед.

— А как с погибшими?

— Возьмем с собой, а как же иначе!

— Правильно, командир, — поддержал Шувалова Попов. — Если уходить, то всем вместе.

— Ну ладно, держитесь, братцы, я пошел дальше.

Когда Шувалов подполз к следующей позиции, то сердце у него похолодело. Турлаков делал перевязку Бадаеву. Шувалов сразу же понял: ранение серьезное. Не обращая внимания на боль в бедре, он поспешил к ним.

— Что, в живот?

Ответил сам Бадаев:

— Да, командир, кажется, я отвоевался.

Турлаков уже успел закрыть повязкой рану, но кровь быстро окрашивала бинт в алый цвет. Шувалов дотянулся до автомата Бадаева и вытащил из металлического приклада перевязочный пакет, протянул его Турлакову.

— Наложи еще одну повязку.

Но Бадаев протестующе слабо пошевелил рукой.

— Не надо, Юра. Это последний пакет. Кто знает, что еще может случиться.

По щекам Турлакова бежали слезы, и, чтобы их не видел Бадаев, он все время отворачивал голову в сторону. Они устроили Бадаева за бруствером и быстро подготовили для Турлакова новую позицию.

— Юра, — чуть слышно позвал Бадаев.

Шувалов оглянулся.

— Юра, там в мешке должен быть еще один трофейный пистолет, дай мне его.

Чуть поколебавшись, Шувалов вложил испанскую «астру» в правую руку Бадаева. Тихо и твердо сказал: