Даро послушался. Наставник молча посмотрел и больше не стал расспрашивать. Даро бы отдал все, чтобы узнать, о чем он думает, но по безмятежному лицу истинного Высшего понять это не представлялось возможным.
________________________________
[1] Замечу, что совершеннолетие и зрелость наступают у сиуэ в разное время. Точно так же обстоит дело, например, у иудеев — бар/бат мицва празднуется в 12 или 13 лет, тогда как полную самостоятельность ребенок получает только по достижении физической зрелости.
[2] Выходит около 32 км/ч
[3] Даау — личный, неповторимый узор на коже сиуэ. В обычном состоянии виден на спине, в период гормональной активности становится ярче и проявляется по всему телу.
Глава 4. Друзья
Очищенные от пыльцы каменные плиты садовых дорожек словно светились, текущая по ярким узорам вода сливалась в желобки. Тихое журчание и скользящие по коже капли умиротворяли. Так странно, что имперцы и лароны предпочитают прятаться от ливня под силовыми полями… Даро снял перчатки, сунул за пояс и теперь шел по саду, пальцами стряхивая воду с жестких листьев айм. Голубой кустарник выделял сладкий секрет во время дождя. В детстве Найя умудрилась им отравиться и три дня провела в медицинском крыле. Она никогда не знала меры в сладком. Даро улыбнулся и облизнул руку. Свернув на другую дорожку, миновал терпко пахнущие кусты и подставил обе ладони дождю, смывая сок.
Теперь Найя редко приходила к нему. Сестра упрекала Даро в том, что он отдалился от нее и ничего не рассказывает. Это было правдой, но Даро не смел поделиться с Найей первой настоящей тайной в его жизни. А рассказывать, что видел, тщательно избегая упоминаний о Риэ, было неприятно: врать сестре Даро не хотел. О том, чтобы взять Найю с собой в город, Даро даже не думал: дочери правителя там не место, а обычаи запрещали юным лэрнен выходить на улицу без почетного сопровождения. Теперь он смотрел на жизнь во дворце с иной стороны и порой жалел Найю за то, что та родилась девочкой. Судьбы высокородных предопределены еще до их рождения, особенно судьбы девушек…
Даро часто вспоминал разговор с отцом, произошедший после его первой ночной отлучки. Тогда они тоже бродили по каменным узорам в дворцовом саду, а Даро от волнения едва видел, куда идет, и напоминал себе дышать ровнее. Он высказал все, узнанное за несколько печатей, которые пробыл вне дома. Умолчал лишь о том, что большую часть времени провел, общаясь с Риэ. И теперь не знал, как ответит на это отец. От напряженного ожидания внутри все замирало, но властитель Ронн не стал порицать сына, как не стал и удивляться услышанному.
— Не думай, что правитель живет в вакууме, Даро, — усмехнулся Итари, глядя на него. — Мне не нужно бродить по улицам, чтобы знать все о моем народе. То, что этого до сих пор не знаешь ты — лишь твой выбор. Если бы ты интересовался своей планетой чуть больше, чем военными искусствами, то не изумлялся бы так теперь.
Итари вздохнул.
— В этом есть и моя вина. Возможно, наставник прав и мы чрезмерно опекаем тебя.
Даро распахнул глаза и чуть было не споткнулся о ступеньку, отделяющую верхнюю часть сада от нижней. Он и раньше знал от наставника, да и от отца, что признать свою вину может лишь храбрый. Однако вправду слышать такое от правителя… В любом случае, сам Даро виновен гораздо больше! Мальчик не знал, что и думать, и уж тем более — что сказать. Оставалось положиться на этикет. Даро почтительно опустил глаза и постарался сосредоточиться на том, чтобы шагать в ногу с отцом. Тот долго молчал, и Даро, наконец, решился спросить:
— Законы… устанавливает власть, но они для народов. Почему же сами сиуэ их не соблюдают? И если мы знаем об этом, то почему ничего не делаем?
Итари чуть улыбнулся и остановился, внимательно глядя в лицо сыну.
— Мир многогранен. Сиуэ — не роботы. Они могут не принять новое в силу привычки к старому, пусть даже проиграв. Обычай сторониться запятнавших себя мудр, это может удержать от преступления кого-то другого.
Итари отвернулся и продолжил идти. Помолчав, добавил:
— Обычаи мудры, но не всегда справедливы. Порой нарушение древней традиции — единственно правильный выбор.
Даро представил, что сказал бы его учитель истории на такие слова. Если бы сухопарый черноглазый сиуэ услышал их от самого Даро, то точно скривил бы рот и окатил несмышленого мальчишку-наследника презрением… Может, это такая проверка — прорвешь ли скорлупу сухих правил и примешь многоцветную, но столь опасную реальность? Даро вспомнил голодные, озлобленные взгляды парней в темном переулке. Они не просто хотели содрать с него дорогую одежду. Они готовы были его убить… И никакие традиции и законы не помогли бы Даро тогда. А помог тот, кто сам с легкостью нарушал и то, и другое.
— А… родственники преступников? — нерешительно начал Даро. — Можно же, например, давать тем, кто их нанимает, какие-нибудь льготы. И запретить выгонять таких рабочих, — поспешно добавил он.
Правитель вновь улыбнулся, на этот раз — грустно.
— Подумай сам.