Сыновья алых лун

Первым воспоминанием Найи о Даро было то, как она, не прекращая сосать молоко, своей пухлой ручонкой отталкивала брата от матери. Ему тогда исполнилось три. Даро легонько толкался в ответ, лукаво глядя своими оранжевыми глазищами. Тихий смех матери и ее теплые руки, устраивающие маленькую Найю поудобнее на коленях… Обнимающие сына… И тот момент, когда Найя все же схватила отворот его мантии и притянула старшего братика ближе, щедрым жестом предоставив в распоряжение Даро налитую молоком материнскую грудь. Пока они были совсем маленькими, часто дрались и исправно доводили друг друга до слез. Но главным и самым ярким воспоминанием Найи оставалось то, как Даро вытащил ее из глубокой воды, куда она по неосторожности сунулась, пока отвернулась нянька. Тогда Найе в голову впервые пришло осознание, что брат — вовсе не конкурент за внимание матери и отца, но тот, кто останется рядом, даже когда родителей не станет.

— Ты помнишь, о чем мечтал в детстве? — спросила Найя, смахивая с лица капли морской воды.

Брат задумчиво свел брови.

— Быть полководцем, кажется. И открывателем новых миров. Как и все мальчишки.

— И твоя мечта сбылась, — улыбнулась Найя.

Даро помолчал, затем тоже слегка улыбнулся:

— Я и не думал об этом… так. Наверное, да…

Он вздохнул и снова опустил голову, сложив руки за спиной. Найя шла рядом, в полосе прибоя, ощущая тепло накатывающих волн.

— А ты о чем мечтала? — спросил Даро. — Я почему-то совсем не помню.

Найя пожала плечами.

— Верно, не помнишь. Честно говоря, я старалась этого не делать. И сейчас тоже. Сам понимаешь.

Даро снова помрачнел и закусил губы. Найя раздула ноздри, сердясь на то, что никак не выходит завести разговор о чем-то приятном. Но можно попробовать выйти из воронки, поддавшись на миг штормовому ветру.

— Негоже, что все вокруг тебя больны, а ты до сих пор не заразился этой болезнью, — лукаво улыбнулась она.

Они подошли к скалам, Найя прыгала с камня на камень, без многослойных платьев это было проще, и она искренне наслаждалась свободой. Даро отвел взгляд от слепящих глаза волн и вопросительно поднял бровь.

— Можно тоже устроить тебе тайное свидание, братик, — склонила голову Найя. — С какой-нибудь красивой лэрнен… или лэром.

Даро фыркнул, залился краской и, махнув на сестру рукой, рассмеялся.

— Плохо за тобой следила наставница… Откуда у тебя в голове такая похабщина?! Насмотрелась имперских трифильмов?

Найя улыбнулась, вздохнула и спрыгнула на песок. Пошла рядом.

— Чувства у всех одинаковые. Знаешь, — Найя на миг прижалась к его плечу, — я поняла: любовь — это не то, что все думают. Это даже необязательно приятно. Просто… хочешь ему добра. Даже в ущерб себе.

Даро посмотрел сестре в лицо, прищурился и, внезапно подставив ей ножку, перехватил Найю и швырнул в море. Когда она вынырнула, брат уже был рядом и смотрел на нее, стоя по шею в воде.

— Тебе не идет философский настрой, — пояснил он, глядя на растрепанную сестру смеющимися глазами.

— Ах ты мелкий… — зашлась в возмущении Найя, — я тебе покажу!

На дно метнулись два гибких тела.

Наигравшись, они вышли на берег. Даро вытряхнул из сапог песок, Найя распустила волосы и достала гребешок, чтобы вычесать водоросли и заново заплести хотя бы одну косу. Когда она закончила расчесываться, брат подошел и провел пальцами по ее вискам, собрав волосы, начал скручивать жгуты.

— Неужели ты еще помнишь, как это делать? — спросила Найя, послушно выпрямив спину, чтобы ему стало удобней.

— Конечно, помню, — уверенно переплетая пряди, ответил Даро. — До обряда мои были длиннее твоих.

— А еще — гораздо гуще и красивее, — вздохнула она.

***

Работа на верфи оказалась сложной и интересной. Алур Ито — инженер, под началом которого трудился Риэ — разрабатывал новую модель транспортника. Разные команды проектировали разные составляющие корабля, Риэ видел, как эти части сливаются в единое целое на большой голограмме. Порой модель начинала светиться желтым цветом, указывая на места, где машинная проверка нуждалась в помощи живого разума. Тогда в главном кабинете Ито, в котором работали и стажеры, собирались все участники процесса и вместе решали вопросы, исправляли ошибки. Риэ жадно слушал опытных судостроителей, стараясь не пропустить ни слова. Но в последнее время ночи Риэ стали гораздо мучительнее дней, в которые можно было отвлечься работой. Ночи заполняли воспоминания и несбыточные мечты, порой удавалось заснуть лишь к рассвету. Поэтому к концу дня детали на экране Риэ начинали сливаться в одну.

И снова приходили болезненные, но столь драгоценные воспоминания о встрече с Туа.