Сыновья алых лун

Даро не знал, послышался ли ему этот вопрос или Наставник правда спросил. В любом случае, Даро был не в состоянии ответить. И попытаться понять, что мудрый сиуэ имел в виду… Наследник, опираясь на его руку, дополз до своих покоев по неприметной лестнице в стене, жестом выгнал слуг и, растянувшись на кровати, заснул. Последней мыслью было то, что Наставник прав. Да, несмотря на боль во всем теле, а может, и благодаря ей, и правда стало намного легче.

_________________________________________________

[1] Полисалютин — «При регулярном использовании препарат влиял на фермент теломеразы, программирующей сроки обновления клеток, не давая им меняться и стареть. Некое подобие консерванта, способного сохранять статус-кво организма на сколь угодно долгий срок». (инфо из рассказа «Трое суток», как раз посвященного данной теме)

Глава 12. Тревога

Яркое солнце пришло на смену хмурым дням, океан серебрился косяками рыбы. С заката на восход плыли стада альсонна, поющих брачные песни. Облака теперь походили на воздушные города, а закаты красили мир в нежный палевый, без острых контрастов кровяного багрянца. Галька на берегу порой раскалялась так, что камни лопались, обнажая розоватое нутро с вкраплениями окаменелых следов крученых раковин. Найя и Даро теперь нередко бродили по берегу уединенной бухточки в паре умиэ от столицы, одетые в простые туники и шаровары, чтобы не привлекать внимания. Найе казалось, своими нарядами и долгим молчанием они похожи на тени сказочных морских стариков, что шарятся в полосах прибоя в поисках сладких чужих жизней… Только длинных щупалец не хватало, чтобы душить жертву. Да и в роли жертв могли выступить разве что стражники. Охрана держалась на расстоянии, хотя даже если бы дышала в затылок, брат с сестрой не замечали бы этого: их словно отделяло от всего света силовое поле.

Найя давно не открывала программу моделирования, не брала в руки ткани. Вдохновение и желание создавать как-то поблекло. Даро полушутливо жаловался, что скучает по возможности позлиться на сестру. Но улыбался при этом грустно, не ожидая ответной улыбки. Найя единственная из всей семьи узнала, что с ним происходит, и что он совершил… И хранила секрет. А брат узнал о ее тайной папке в коммуникационном браслете. После этих признаний обоим стало чуть легче.

Найя много думала о том, что произошло в гостиной для послов. Она бы на месте Даро не смогла так поступить. И, возможно, не смогла бы устоять, окажись на месте паурен. Если бы Риэ Зунн хоть раз посмотрел на нее так, как смотрел на чужачку, когда думал, что никто этого не видит… Найя честно признавалась себе, что понятия не имеет, насколько смогла бы сохранить самообладание. Может, Туа не так уж любит низшего, а скорее, попросту неспособна чувствовать живо, как Найя. Во всяком случае, когда не поет. А Риэ… он умел держать себя в руках, несмотря на происхождение. Потому и понравился Найе… Но что толку рассуждать о пустом!

Туа Майко походила на горный цветок, что раскрывается неохотно и медленно, а потом цветет десятки оборотов, пока не умрет само растение. Порой Найя даже жалела ее — если запрос в генетическую базу докажет, что девчонка — плод кровосмешения, ей придется с позором вернуться в Паур. А после двух с лишком пятилуний среди культуры Пяти Планет… поистине жестокий жребий.

Тому, кто захотел бы приглядеться, было видно, что паурен светилась тихим светом с того дня, как Даро устроил ей встречу с низшим. Найя стискивала зубы каждый раз, когда вынуждена была видеться с девчонкой. Теперь присутствие сестры Наследника за плечом Туа уже не требовалось, и это стало для Найи большим облегчением. Паурен не спрашивала, в чем причина перемены отношения с ее стороны, только старалась услужить ей более обычного, отчего Найя порой вспыхивала, словно факел, и отсылала девчонку прочь либо уходила сама. Благо Майко уже не пугалась, как раньше, и вела себя достойно… не в пример самой Найе. Запутанная ситуация, обвившая их, словно клейкие щупальца океанского роэга, вынуждала Найю вести себя неподобающе. Даже прабабушка делала ей замечания. И то, что тайна дочери правителя невольно пробивалась наружу, заставляло Найю переживать еще больше.

Но она не до конца забыла о долге. Главной задачей было развеять тяжесть на душе брата. После войны она боялась говорить с ним на опасные темы, однако теперь — если Даро гневно сводил брови, шипел на нее или смеялся — все было лучше, чем застывшая маска Высшего на лице. Нет, на публике это, несомненно, необходимо, достойно, да и просто красиво, но не тогда, когда брат разговаривает по душам с единоутробной сестрой!