Сыновья Черной Земли

– К утру отступим за Оронту. Надо выбрать подходящее место для следующего сражения. Колесниц у нас почти не осталось, а у хеттов их еще много. Значит, поле должно быть неровное, в ухабах, с оврагами. Уйдем быстро, как только стемнеет, чтобы нас не успели окружить. Обязательно заберем всех раненых. Убитых надо сегодня же ночью схоронить.

– Мы не сможем их положить в саркофаги, – пожаловались военачальники. – У нас нет благовоний, чтобы натереть их тела.

– Похороним без благовоний. Вместо саркофагов завернем убитых в плащи. Я буду молить богов за каждого погибшего воина. Души их не пропадут в Дуате, – успокоил их Рамзес.

– Дозволь сказать, повелитель, – подал голос чезу, что командовал наемниками, мощный чернобородый аккадец в толстом кожаном нагруднике.

– Говори, – разрешил Рамзес.

Аккадец помялся, потом твердо сказал:

– Ты не взял Кадеш. Твое золото разграбили мародеры. Мои воины боятся, что не получат положенную плату за труды. Многие намереваются покинуть войско.

По лицу Рамзеса было заметно, что ему неприятно слышать такие речи. Не вовремя зароптали наемники. Если решили уйти – пусть уйдут. Но как бы они не переметнулись в лагерь Муватилли. Тогда – война проиграна. Стараясь сохранять спокойствие, Рамзес пообещал:

– Никто не останется без оплаты. После победы я выдам каждому достойную награду.

– Я передам воинам твое слова, – поклонился аккадец, хотя в голосе его проскользнуло недоверие.

Мерикар незаметно для всех обнажил кинжал. Они с Рамзесом заранее разработали план: если возникнет такая ситуация с наемниками, все, что остается – перебить командиров и самых недовольных. Ох, как не хотелось так поступать! Мерикар вопроси-тельно посмотрел на Рамзеса, готовый всадить нож в сердце аккадца. Один чуть заметный кивок – и аккадец мертв. Повелитель медлил.

– Лодка! – крикнул караульный.

Все обратили взгляды в сторону Оронты. В вечерних сумерках река казалась черной. Небольшой легкий челн приближался к берегу. На носу стоял человек с разведенными в сторону руками, показывая тем самым, что у него мирные намерения.

– Переговорщик? – удивился Мерикар. – Муватилли хочет назна-чить место новой битвы?

– Нет, – покачал головой Рамзес и загадочно улыбнулся. – Как не остры зубы у шакала, но смельчаком его не назовешь. Подайте мне плащ без дырок и дайте воды умыть лицо. Да чего же вы стоите! – прикрикнул он на военачальников. – Немедленно снимите рванье и приободритесь. Пусть воины поют веселые песни. Нельзя показывать врагу уныние.

Когда посланник сошел на берег, его провели к Рамзесу. Военачальники собрались вокруг Элиля и беззаботно смеялись над его рассказом о невежественном Народе Моря. При виде посланника все примолкли, обернулись и нехотя расступились, освобождая путь.

– Рупа? – удивился Элиль. – Тебе еще не вышибли второй глаз?

Все вокруг дико захохотали. Посланник проявил хладнокровную выдержку и не посмотрел в его сторону, но даже в сумерках заметно было, как лицо парламентера напряглось от злости. Рупа поклонился Рамзесу и тихо сказал:

– Повелитель Та-Кемет, сын Амуна, живи вечно, вековечно.

Рамзес сидел, гордо выпрямив спину. Руки его покоились на коленях, а взгляд устремлен вдаль. Казалось, он не обратил никакого внимания на переговорщика. За повелителя вступил в разговор Мерикар:

– Зачем пришел? – надменно спросил чати. – Муватилли хочет назначить завтра сражение? Мы готовы. С рассветом переходите брод, мы вас не тронем, пока вы в воде. Но потом – держитесь. Или, если хотите, мы перейдем на ту сторону.

– Мой повелитель, божественный Муватилли, властитель Великой Хатти желает говорить о мире.

Военачальники недовольно закричали:

– Никакого мира! Бейтесь до конца!

– Я пришел говорить о мире! – твердо повторил Рупа. – Слова, что я произношу – слова правителя Великой Хатти, и обращены они к правителю Та-Кемет.

Военачальники стихли. Рамзес продолжал сидеть молча, как каменное изваяние и глядел куда-то вдаль, где над чернеющим лесом всплывала желтая луна.

– С чего бы это вдруг? – усмехнулся Мерикар. – Мы желаем драться.

– Драться! – тут же снова заорали военачальники.

Рамзес успокоил их жестом и очень тихо произнес, все так же глядя на луну:

– Муватилли называл в письмах меня братом. Зачем же брат собирался идти войной в мои земли?

– Он сожалеет о содеянном. Но ты сам пришел к Кадешу.

– И что с того? Разве Кадеш принадлежит моему брату Муватилли? Правитель Кадеша клялся в верности моему отцу, божественному Сети. Клятву он не сдержал. Зачем мой брат вступился за предателей?

Рупа не знал, что ответить.

– Хорошо! – Наконец Рамзес удостоил его взглядом. – Если мой брат Муватилли желает говорить о мире, – я согласен. Но с условием. Хочу переговоры провести в городе. В моем городе. Пусть Кадеш откроет ворота и примет нас. Я сказал все!

Парламентер уплыл обратно.

Мерикар, положил ладонь на рукоять кинжала и незаметно взглядом указал Рамзесу на командующего чезетом наемников.

– Если вы намеренны покинуть мое войско, я вас не буду удерживать, – обратился Рамзес к чернобородому аккадцу.