Кровь застывает у меня в жилах. У меня однажды уже была остановка сердца – это было давно, но мне до сих пор страшно, тем более что у врачей со временем остается все меньше и меньше шансов меня реанимировать.
Плечи Лолы сотрясаются от неудержимых рыданий.
– Это были самые долгие и самые отвратительные девяносто три секунды в моей жизни!
Я смотрю на нее, вложив в свой взгляд переполняющее меня огромное сожаление, но она закрывает глаза и до крови прикусывает губу. Ангел утешающе обнимает ее за плечи, вкратце обрисовывая мне сцену, развернувшуюся три дня назад: я вижу, как я лежу на носилках; как врачи и медсестры, обступив мое тело, пытаются реанимировать меня прямо на больничной парковке; как Лола кричит от ужаса и рыдает от отчаяния; как Ангел обнимает ее, чтобы успокоить; как его перепуганный взгляд не отрывается от моего безжизненного тела. В этот момент я вспоминаю Нору, мою бывшую лучшую подругу: она прервала общение со мной, чтобы не оказаться рядом, когда я начну умирать.
Теперь уже наступает моя очередь закрыть глаза. Дрожащими руками я вырываю трубки из ноздрей, и Лола с Ангелом меняются в лице, явно запаниковав.
– Ну что ты творишь?
– Я спокойно дышу и так.
Осторожно встаю. У меня сильная слабость и ужасно болит грудная клетка – наверное, из-за массажа сердца.
– Вы сообщили моей матери?
От страха, что она узнала о моей госпитализации, начинает тошнить.
– Нет. Ты нам запретила это делать, когда стала отключаться.
Слава богам, даже полностью невменяемая, я не теряю предусмотрительности. Нельзя, чтобы мама узнала. Она безумно расстроится и будет просить меня вернуться домой.
В палату входит медсестра, за которой следует мой новый врач. Оба они явно рады, что я вернулась в мир живых, и улыбаются мне.
– Как ты себя чувствуешь, Авалон? – спрашивает врач в сияющем белизной халате.
– Не так уж и плохо, более или менее.
Он пробегает глазами результаты моих анализов, и я уже заранее знаю, что полный отчет о происшедшем, который будет мне предоставлен, нагонит на меня смертельную скуку. Прежде чем начать, он любезно просит посетителей покинуть комнату, но я разрешаю говорить при них.
Они уже три дня дежурят у моего изголовья, и я просто не имею морального права их прогонять.
– Со времени твоего последнего обследования стенки твоих желудочков сильно затвердели. Ты уже знаешь, что твое сердце больше не способно обеспечить поступление крови, достаточное для удовлетворения потребности твоего тела в кислороде. Мы взяли твою кровь на анализ и… нашли в ней следы алкоголя и травки. Напоминаю, что две эти вещи не просто нежелательны для тебя. Они тебе абсолютно запрещены. Как и соль в настоящий момент. Так что никаких колбас или ветчины, никакого сыра и даже никакого хлеба. Тебе нельзя ни консервов, ни полуфабрикатов. Что касается лечения, то тебе будет назначен новый курс. Я не собираюсь с тобой миндальничать, Авалон. Тебе не привыкать к больницам, ты с раннего детства с ними знакома. Но после этого раза придется строжайшим образом следовать нашим ограничениям, иначе следующий раз станет для тебя роковым. То, что ты все еще жива, – уже чудо.
Лола, потрясенная словами доктора, закрывает рот обеими руками, и по ее щекам текут новые слезы. Я не осмеливаюсь взглянуть на Ангела. Более того, я не осмеливаюсь больше взглянуть на них обоих. Я никогда не хотела, чтобы они услышали эти последние слова. Когда люди узнают, что тебе плохо до такой степени, все меняется. Их отношение, их взгляд на тебя – бывает, что они уже считают тебя мертвым.
Что же касается слов врача, то я ничего не чувствую – так происходит всегда. Конечно, сказанное пугает меня, но эти слова я уже слышу не один год, а я все еще здесь! Одна только боль по-настоящему приводит меня в ужас. Боль – это единственное, что я считаю реальным. Так что в ожидании, пока мне придется отправиться в мир Хель, я буду следовать собственному режиму питания: не буду курить, не буду пить, но на этом список ограничений заканчивается.
– Если говорить об остановке сердца, то твой мозг никак из-за нее не пострадал благодаря быстрой реакции твоих друзей. Но, с другой стороны, остается риск, что у тебя могут возникнуть проблемы с памятью и вниманием. Кроме того, ты можешь чувствовать раздражительность, нервозность и, конечно, сильную усталость, однако это пройдет в ближайшие несколько дней или, может быть, недель.
– Когда мне разрешат уйти отсюда?
Доктор улыбается.
– Через четырнадцать дней.
Я резко сажусь на кровати, и у меня вырывается проклятие. Сильная боль острой иглой пронзает мне грудь.
– Это невозможно, мне нужно ходить на занятия!
– Нам нужно держать тебя под капельницей как минимум неделю. Так что твое дело – пока отдыхать, а через семь дней мы вернемся к этому вопросу.
Я хочу возразить, но врач уже успел выйти из палаты, тогда как медсестра остается, чтобы проверить мое текущее состояние.
Я фыркаю и в отчаянии зарываюсь головой в подушку.
– У вас слишком низкое давление, но в вашей ситуации это нормально.