Сыновья и любовники

Наконец он скинул шахтерские штаны и надел приличные черные брюки. Все это он проделывал на каминном коврике, так же делал бы и при Энни и ее друзьях.

Миссис Морел перевернула в печи хлеб. Потом из большой красной глиняной миски, что стояла в углу, взяла еще теста, придала ему нужную форму и положила на противень. В эту минуту постучал и вошел Баркер. Спокойный, плотный, небольшого росточка, с таким видом, будто он и сквозь каменную стену пройдет. Черные волосы коротко острижены, голова костистая. Как почти все углекопы, он был бледный, но крепкий и подтянутый.

– Наше вам, хозяйка. – Он кивнул миссис Морел и со вздохом сел.

– Добрый вечер, – приветливо ответила она.

– У тебя башмаки скрипят, – сказал Морел.

– А я и не заметил, – сказал Баркер.

Он сразу несколько стушевался, так бывало со всеми углекопами в кухне миссис Морел.

– А как ваша хозяйка? – спросила она.

Недавно Баркер ей сказал: «У нас не нынче завтра третий будет, вот какое дело».

– Сдается мне, она ничего, – сказал он и почесал в затылке.

– Так когда ждете? – спросила миссис Морел.

– Да теперь в любую минуту не диво.

– А-а. И держится она молодцом?

– Да, что надо.

– Слава Богу, ведь она не очень-то крепкая.

– Да уж. А я опять сглупил.

– Что такое?

Миссис Морел знала, не станет Баркер совершать особые глупости.

– Да сумку хозяйственную не прихватил из дому.

– Возьмите мою.

– Не-е, вам самой понадобится.

– Нет-нет. Я с плетеной хожу.

Она не раз видела, как маленький углекоп деловито покупал в пятницу вечером недельный запас бакалейных товаров и мяса, и восхищалась им. «Баркер ростом мал, а в сто раз больше мужчина, чем ты», – говорила она мужу.

Пришел Уэссон. Был он тощий, на вид не очень-то крепкий, по-мальчишески простодушный, и улыбка глуповатая для отца семерых детей. Но жена его была женщина пылкая.

– Я гляжу, ты меня обошел, – сказал он с бледной улыбкой.

– Ага, – ответил Баркер.

Пришедший снял шапку и размотал длиннейший шерстяной шарф. Острый нос его покраснел.

– Боюсь, вы замерзли, мистер Уэссон, – сказала миссис Морел.

– Да, холодновато, – ответил он.

– Так садитесь к огню.

– Не, уж останусь, где есть.

Оба углекопа сидели в сторонке. И никак нельзя было убедить их подсесть к очагу. Очаг свят в доме, он для семьи.

– Поди сядь в кресло, – весело предложил Морел.

– Не, спасибочки, мне и тут очень даже хорошо.

– Да, правда, сядьте сюда, – настаивала миссис Морел.

Он поднялся и смущенно подошел. И смущенно сел в кресло Морела. То было слишком большой вольностью. Но подле огня его охватило истинное блаженство.

– А грудь у вас как? – поинтересовалась миссис Морел.

Он опять улыбнулся, голубые глаза его повеселели.

– А очень даже ничего, – ответил он.

– А грохочет в груди, будто литавра, – коротко сказал Баркер.

Миссис Морел огорченно прищелкнула языком.

– А фланелевую фуфайку вам сшили?

– Нет покуда, – с улыбкой ответил он.

– Да что ж это вы? – упрекнула она.

– Сошьют, – с улыбкой заверил он.

– Будешь ждать до второго пришествия! – объявил Баркер.

И Баркера и Морела Уэссон раздражал. Но ведь оба они были такие крепыши, словно железные.

Почти уже покончив с одеванием, Морел подвинул к Полу сумку с деньгами.

– Посчитай, сынок, – смиренно попросил он.

Пол с досадой оторвался от своих книг и от карандаша, перевернул сумку вверх дном. На стол выпал запечатанный мешочек с серебром на пять фунтов, а еще соверены и мелочь. Он быстро посчитал, сверился с чеками – там было записано количество угля, – аккуратно уложил деньги. Потом чеки просмотрел Баркер.

Миссис Морел ушла наверх, и трое мужчин подошли к столу. Морел, как хозяин дома, сел в свое кресло, спиной к жаркому огню. У двух его сотоварищей места были попрохладнее. Никто не считал деньги.

– Сколько, мы сказали, причитается Симпсону? – спросил Морел. И они с минуту прикидывали дневной заработок. Потом сумму эту отложили в сторону.

– А Биллу Нейлору?

Эти деньги тоже взяли из общей кучи.

Потом, оттого что Уэссон жил в доме Компании и его квартирная плата была удержана, Морел и Баркер взяли каждый по четыре шиллинга шесть пенсов. И оттого что Морелу уже доставили топливо и он уже не был старшим, Баркер и Уэссон взяли по четыре шиллинга. Дальше все пошло просто. Морел давал каждому по соверену, пока они не кончились; потом по полукроне, пока не осталось ни одной; каждому по шиллингу, пока не осталось ни одного. Если под конец что-то не делилось, Морел брал это и ставил выпивку.

Потом все трое поднялись и ушли. Морел поспешил удрать из дому, пока жена не спустилась. Она услышала, как закрылась дверь, и сошла вниз. Она поскорей заглянула в духовку, на хлебы. Потом посмотрела на стол, увидела оставленные ей деньги. Пол все это время занимался. Но теперь он чувствовал, что мать считает деньги и в ней закипает гнев.

Она опять поцокала языком.

Пол нахмурился. Когда мать сердилась, он совсем не мог заниматься. Она опять пересчитала деньги.

– Жалкие двадцать пять шиллингов! – воскликнула она. – Сколько им выписали?

– Десять фунтов одиннадцать шиллингов, – раздраженно ответил Пол. С ужасом ждал он, что за этим последует.