Сыновья и любовники

Последний вопрос был полон ехидства, но Мириам этого не заметила.

– «Между прочим», по-моему, – смиренно ответила она.

Беатриса высунула язык и зло рассмеялась.

– «Между прочим». Апостол? – повторила она. – Стало быть, по-твоему, любви не помеха ни мать с отцом, ни сестры да братья, ни друзья и подружки, любовь даже и над любимым посмеется?

Она изображала этакую наивность.

– В сущности, любовь – огромная улыбка, – ответил Пол.

– Исподтишка, Апостол Морел… уж ты мне поверь, – сказала Беатриса. И опять разразилась негромким злым смехом. Все до единого приятели Пола с восторгом нападали на Мириам, и Пол не кидался ее защищать – казалось, он таким образом пользуется случаем ей отомстить.

– Ты все еще преподаешь? – спросила Мириам Беатрису.

– Да.

– Тебя, значит, не уволили?

– Думаю, уволят на Пасху.

– Просто позор – неужели тебя выгонят только за то, что ты не сдала экзамен?

– Кто его знает, – холодно ответила Беатриса.

– Агата говорит, ты ничуть не хуже любой другой учительницы. Нелепость какая-то. Но почему же ты не сдала экзамен?

– Не хватает мозгов, верно, Апостол? – бросила Беатриса.

– Только и хватает, чтоб кусаться, – со смехом ответил Пол.

– Несносный! – крикнула она и вскочила, кинулась к нему и шлепнула по щеке. Ручки у нее были маленькие, очень красивые. Он стиснул ее запястья, а она пыталась вырваться. Наконец высвободилась, обеими руками ухватила его густые темные волосы, затрясла.

– Твоя взяла! – сказал Пол, пальцами приглаживая волосы. – Ненавижу тебя!

Беатриса расхохоталась.

– Берегись! – сказала она. – Я хочу сесть рядом с тобой.

– Предпочел бы в соседки ведьму, – сказал он, однако подвинулся, и она уселась между ним и Мириам.

– А как взъерошены его распрекрасные волосы! – крикнула она и расчесала их своей гребенкой. – А до чего прелестные усики! – воскликнула она. Откинула назад его голову и прошлась гребенкой по недавно отпущенным усикам. – Усы у тебя греховные, Апостол, – сказала она. – Рыжие – бесстыжие. Те сигареты у тебя еще есть?

Пол достал из кармана портсигар. Беатриса заглянула в него.

– Подумать только, беру самоновую сигарету, – сказала Беатриса и зажала ее между зубами. Пол поднес зажженную спичку, и Беатриса со вкусом затянулась.

– Покорно благодарю, миленький, – насмешливо изрекла она.

Ее переполняло злорадство.

– Мириам, правда, у него это мило получается?

– Даже очень, – ответила Мириам.

Пол тоже взял сигарету.

– Огоньку, старина? – спросила Беатриса, наклонив к нему свою сигарету.

Пол потянулся к ней прикурить. А она меж тем ему подмигивала. Мириам видела, в глазах у него мерцают озорные искры и полные, чувственные губы вздрагивают. Он стал сам на себя непохож, и это было невыносимо. Такой, как сейчас, он ей чужой, и она для него просто не существует. Она видела, как в красных полных губах подрагивает сигарета. Ей ненавистны были его густые волосы, что в беспорядке упали на лоб.

– Пай-мальчик! – сказала Беатриса и, подняв его подбородок, наградила легким поцелуем в щеку.

– И я тебя сейчас поцелую, – сказал он.

– Нет уж! – она хихикнула, вскочила и отошла. – Вот бесстыдник, а, Мириам?

– Еще какой, – ответила Мириам. – Кстати, Пол, ты не забыл про хлеб?

– Господи! – вскрикнул он и распахнул дверцу духовки.

Оттуда вырвался синеватый дым и запах горелого хлеба.

– Боже милостивый! – воскликнула Беатриса, подойдя к нему. Он присел на корточки перед дверцей, она заглянула через его плечо. – Вот что значит все на свете позабыть из-за любви, мой милый.

Пол уныло вынимал хлебы. У одного сторона, обращенная к жару, была сожжена дочерна, другой оказался твердым, как кирпич.

– Бедняга мать! – сказал Пол.

– Их надо поскрести, – посоветовала Беатриса. – Дай мне терку для орехов.

Она положила хлебы. Пол принес терку, и Беатриса принялась скоблить обугленную сторону хлеба над разложенной на столе газетой. Пол растворил дверь, чтоб выдуло запах горелого. Беатриса, попыхивая сигаретой, соскребала уголь с несчастных хлебов.

– Право слово, Мириам! На сей раз тебе здорово попадет, – сказала Беатриса.

– Мне? – изумилась Мириам.

– Лучше тебе унести ноги, пока не вернулась его мать. Я-то знаю, почему у короля Алфреда сгорело печенье. Теперь мне понятно! Апостол станет уверять, будто он занимался и забыл про все на свете, понадеется этой байкой отмыться от греха. Приди старушка чуть пораньше, она надавала бы по щекам не бедному королю Алфреду, а той бесстыднице, которая из-за любви про все на свете позабыла.

Она скоблила хлеб и хихикала. Даже Мириам невольно засмеялась. Пол уныло наводил порядок в духовке.

Хлопнула садовая калитка.

– Скорей! – крикнула Беатриса, протягивая Полу очищенный хлеб. – Заверни его во влажное полотенце.

Пол скрылся в чулане за кухней. Беатриса поспешно сдула в огонь все, что соскоблила, и уселась с невинным видом. В кухню влетела Энни. Резкая в движениях, ловкая, нарядная. Она замигала, ослепленная ярким светом.

– Пахнет горелым! – провозгласила она.

– Это от сигарет, – сдержанно ответила Беатриса.

– А где Пол?

Следом за Энни вошел Леонард. У него было длинное лицо комика и голубые, очень печальные глаза.