Сыновья и любовники

— Она выпила? — прошептала Энни.

— Да… и говорила, горько.

— Ну! — засмеялась Энни и прикусила нижнюю губу.

— А я сказал, это новое снотворное. Давай молоко.

Вдвоем они поднялись в комнату матери.

— Не понимаю, почему сестра не пришла уложить меня, — задумчиво, по-детски пожаловалась мать.

— Она говорила, она идет на концерт, родная, — ответила Энни.

— Вот как?

Помолчали. Потом миссис Морел залпом выпила молоко.

— То питье было такое противное, Энни! — посетовала она.

— Правда, родная? Ну, ничего, потерпи.

Мать снова устало вздохнула. Пульс был неровный.

— Давай мы сами тебя уложим, — сказала Энни. — Сестра, наверное, придет поздно.

— Что ж, — сказала мать, — попробуйте.

Они откинули одеяло. Пол увидел, мать, как девочка, свернулась калачиком в своей фланелевой ночной рубашке. Они быстро разгладили одну сторону постели, потом другую, натянули ночную рубашку поверх маленьких ножек и закрыли ее одеялом.

— Ну вот, — сказал Пол, нежно поглаживая ее. — Ну вот!.. теперь уснешь.

— Да, — согласилась она. — Я не думала, что вы так ловко сумеете привести в порядок постель, — почти весело прибавила она. Потом свернулась калачиком, подложила руку под щеку, голову уютно втянула в плечи. Пол уложил ее длинную, тоненькую косичку на плечо и поцеловал мать.

— Ты уснешь, моя хорошая, — сказал он.

— Да, — доверчиво согласилась она. — Покойной ночи.

Они погасили свет, стало тихо.

Отец уже лег. Сестра не пришла. Около одиннадцати Пол и Энни поднялись по лестнице посмотреть на мать. Казалось, как обычно после питья, она спит. Рот был чуть приоткрыт.

— Посидим? — предложил Пол.

— Я лягу с ней, как всегда, — сказала Энни. — Она ведь может проснуться.

— Ладно. И если что не так, позови меня.

— Хорошо.

Они медлили у горящего камина, они чувствовали, какая огромная, снежная ночь за стенами дома и как одиноки в этом мире они. Наконец Пол ушел в соседнюю комнату и лег.

Он мгновенно уснул, но то и дело просыпался. Потом крепко уснул. И вдруг проснулся, услыхав шепот Энни: «Пол, Пол!» Подле него в темноте стояла сестра в ночной рубашке, коса перекинута на спину.

— Да? — прошептал он и сел.

— Поди взгляни на нее.

Пол выскользнул из-под одеяла. В комнате больной слабо теплился газовый свет. Мать лежала свернувшись калачиком, подложив ладонь под щеку, в той же позе, в какой уснула. Но рот был открыт, и дыхание тяжелое, хриплое, словно храп, и с долгими перерывами.

— Она кончается! — прошептал Пол.

— Да, — сказала Энни.

— Давно она так?

— Я только проснулась.

Энни съежилась в халате. Пол набросил на себя одеяло. Было три часа. Он разворошил огонь. Брат и сестра сидели и ждали. Мать глубоко, с хрипом вдохнула воздух… долгая тишина… и выдох. Время шло… тянулось. Но вот они вздрогнули. Опять глубокий, с хрипом вдох. Пол наклонился, всмотрелся.

— Это еще может продолжаться, — сказал он.

Оба молчали. Пол выглянул в окно, с трудом различил снег, покрывавший сад.

— Иди ложись в мою постель, — сказал он сестре. — А я посижу.

— Нет, — сказала она. — Я останусь с тобой.

— Лучше не надо, — сказал он.

Наконец Энни на цыпочках вышла из комнаты, и Пол остался один. Он плотней укутался в коричневое одеяло, скорчился перед матерью и не спускал с нее глаз. Нижняя челюсть у нее отвалилась, страшно смотреть. Он не спускал с нее глаз. Иногда ему казалось, она больше не вдохнет. Ждать было невыносимо. И вдруг опять пугающий громкий хрип. Пол снова поворошил угли в камине. Ее нельзя беспокоить. Шли минуты.

Ночь проходила. Вздох за вздохом. И каждый хрип терзал его, но наконец он вовсе перестал что-либо чувствовать.

Встал отец. Пол слышал, как отец зевает, натягивая носки. И вот он вошел в одних носках и в рубашке.

— Тише! — предостерег Пол.

Морел стоял и смотрел на жену. Потом взглянул на сына — беспомощно, с ужасом.

— Может, мне остаться дома? — прошептал он.

— Нет. Иди на работу. Она проживет до завтра.

— Навряд ли.

— Проживет. Иди на работу.

Муж в страхе опять на нее посмотрел и послушно пошел из комнаты. Пол заметил, подвязки у него болтаются.

Еще через полчаса Пол спустился в кухню, выпил чашку чая и опять вернулся. Уолтер Морел, уже в рабочей одежде, снова поднялся в комнату жены.

— Мне идти? — спросил он.

— Иди.