Сыновья идут дальше

Разговор на улице, был незначащим. Буров узнал только, что низенького человека звали Дунин, что работал он там же, на Устьевском. Но на той же неделе Буров снова увидел этого человека в вагоне пригородного поезда. Они вместе сошли на вокзале в Петербурге, и сели в один трамвай, искоса поглядывали один на другого. Буров вылез на одну остановку раньше, чем надо было, зашел в одну лавку, в другую, во двор, послушал там шарманку. Потом он зашел в чайную и с час просидел в ней. Оказалось, что они старательно уходили друг от друга.

Потом, когда Буров и Дунин стали друзьями, они со смехом вспоминали об этой поездке. В тот день они встретились в редакции «Правды» и даже заметки привезли об одном и том же. Так она и появилась в газете с подписью «В. Н.» — это были последние буквы их фамилий.

Буров был немногословен. Дунин смеялся весело и заразительно.

— Ну, сродственник Евгения Петрова, расскажи, как петлял по улицам, чтоб уйти от меня? Неужели я на шпика похож?

— Но и ты петлял, Филипп. Иначе и нельзя было.

Но Чебаков только много лет спустя узнал, что Евгений Петров вовсе и не был роднёй Бурову, что иная причина сближала их, что дом, в котором прежде жил Евгений Петров, был одним из тех разбросанных по стране мест, где восстанавливались потерянные связи, где перед новыми боями люди, выращенные одной и той же партией, находили друзей. Старик Чебаков, сам о том не думая, помог такой встрече.

И еще много встреч было в этом доме. В пустой столярне собирались Буров, Дунин, их друзья. Другие дома все были на виду. Этот же оставался неприметным. Из окон виднелась дорога в обе стороны, и можно было уйти при первой опасности. Евгения Петрова давно не было в поселке, но так получилось, что комната, которую он когда-то занимал, где собирался его кружок, стала местом явки. Говорили Чебакову, что есть необходимость собраться у него, он не отказывался, без зова в столярню не входил, но по-прежнему старик понимал только самую простую правду — ту, о которой говорилось в тонкой книжке «Хитрая механика».

Шли годы первой мировой войны. Буров был новым человеком в поселке, Дунин — старожилом. После пятого года Дунина дважды высылали. Он работал в Сибири, в Архангельске, в Ревеле. Каждый раз он возвращался с большим для себя риском. Оба они — Буров — крупный, медлительный, на вид внушительный, Дунин — маленький, быстрый в движениях, — были приметны на заводе. Их многие знали в лицо. Знал даже начальник завода генерал Сербиянинов. Он помнил Дунина издавна — Сербиянинов много лет работал на Устьевском заводе.

Не раз из полиции сообщали генералу о том, что эти двое на сильном подозрении. Если на заводе было спокойно, разговор оставался без всяких последствий. Сербиянинов не любил тревожных напоминаний. Однако в такие дни, проходя по заводу, он останавливался у места, где работал Дунин, и как бы случайно заводил с ним разговор. Такие разговоры велись еще с тех пор, когда генерал был полковником, и Дунин научился различать в них тончайшие оттенки. Он чувствовал, что они неспроста, и говорил Бурову:

— Играет он в кошки-мышки. К чему бы это теперь? Все шуточки, вокруг да около. Все с таким подходом, будто что-то особое хочет узнать.

— Будь начеку, Филипп. Воздерживайся от твоих словечек.

Это было всего труднее Дунину. Он был горяч и находчив. Его недавний разговор с генералом окончился неожиданно. Сербиянинов любил повторять, что он простой человек и доступен каждому. И Дунин при всей мастерской вдруг попросил у него трешку до получки. Соседи во все глаза смотрели на Дунина. Сербиянинов выдавил добрую улыбку.

— Что ж, не хватает, братец?

Его занимал этот маленький человек, который часто беспокоил полицию.

А после получки Дунин при всей мастерской вернул трешку. Начальник завода повертел бумажку в руках и сказал:

— Честный ты человек, братец. Думал я, ты мою трешку своим, которые в Сибири проживают, пошлешь. А я на них жертвовать не намерен.

— Это кому же, ваше превосходительство? — как можно наивней спросил Дунин.

— Есть, братец, такие люди. Не советую с ними знаться. Ведь ты уже ходил по этапу. Не следует повторять. Не рекомендую. Этак можно и не вернуться сюда.

И Сербиянинов двинулся дальше по пролету.

Теперь Дунину многое стало понятно.

От станка к станку ходил подписной лист — собирали братскую помощь сосланным в Сибирь депутатам. Надо было сообщить рабочим, сколько собрано в мастерской. А сообщить — еще трудней, чем собрать. И вдруг на щите, где вывешиваются генеральские приказы, появляется отчет подпольных сборщиков. Прежде чем заметили мастера, отчет успели прочитать. Наклеивал его бойкий парнишка — Савельев, он же Волчок. Работал он у Дунина подручным. Ноги всегда быстро уносили Волчка от шпионов.

Все это происходило в начале года перед самой забастовкой. Буров знал, что ему и Дунину недолго теперь быть на заводе. За три года в цехах были сколочены две ячейки, На кого же их оставить теперь, если арестуют?