— Думаешь, через месяц посветлеет?
— Непременно!
— И ты, Иван, такой же, как твой батько.
— Это какой же я? Поясни. — Самоуверенный!
— Верить в себя — что тут плохого?
— Да ведь то, во что ты веруешь, несбыточно.
— Кто сказал?
— Мужики говорят.
— Кто они, эти твои мужики? Назови фамилии.
— Наши, журавлинские. — Теперь худое лицо Шустова было мрачнее тучи в непогоду, а глаза по-прежнему смотрели насмешливо. — Мужику несподручно жить на тротуарах, ты это знай! Мужику зеленая травка милее асфальта!
— Будет и травка и даже сады.
— На бумаге! А мужик привык жить на земле, чтоб ему просторно было, и тот удобный нужник, каковым ты его, как пряником, приманиваешь, ему еще не требуется.
— Удивительно, как ловко с мужиком у тебя получается. — Иван в упор посмотрел на собеседника. — Мужик и то, мужик и это! Оседлал того несчастного мужика и гарцуешь! Спекуляция мужиком — вещь старая и неумная… Того мужика, о котором ты так ревниво печёшься, давно нет, и знать бы тебе об этом следовало.
— Брехня! — Тут насмешливая улыбочка исчезла, глаза потускнели и налились злобой. — Это
ты да такие выдумщики, как ты, придумали себе новоявленного мужика и радуетесь своей выдумке! — Насильно, с нескрываемой злобой рассмеялся и вышел.
«Ну, вот и объяснились, — думал Иван, рассматривая карту Янкулей. — Ишь какой ярый мужицкий адвокат прижился в Журавлях! Так и несёт от него старинушкой…»
Размышления Ивана прервали новые гости, казалось, они где-то у ворот специально поджидали, когда выйдет Шустов, чтобы сразу же войти самим. Это были знакомые нам хуторяне из Птичьего — Антон Игнатов и Игнат Антонов. Стесняясь и толком не зная, как бы им лучше объяснить причину своего столь нежданного прихода, Антон и Игнат еще в дверях почтительно сняли картузы и, поглаживая лысые свои черепа и виновато улыбаясь, с наигранной смелостью подошли к Ивану и дружески протянули ему жилистые, натруженные многолетней работой руки. Усердно трясли руку Ивана, здоровались так сердечно и так тепло, будто на месте Ивана вдруг увидели своего давнего друга, и поэтому на их удивленных лицах, в смеющихся глазах молодо и весело цвела трудно скрываемая душевная радость. И нельзя было точно сказать: радовались ли Игнат и Антон потому, что могли запросто, как к другу, явиться к человеку, который (вернулся в родное село переделывать с годами устоявшуюся журавлинскую жизнь, или, может быть, в груди у них теплилась радость потому, что теперь не от Лысакова и не от Ивана Лукича, а от архитектора, этого молодцеватого, образованного парня, зависело исполнение их давнего желания: отделиться наконец от сыновей и от невесток и спокойно зажить в том уютном домишке, который таким заманчивым и красивым рисовался в их воображении. Как бы там ни было, а только Антон Игнатов, мужчина рассудительный, все еще сжимая широкую, испачканную карандашами руку Ивана в своих жестких ладонях, сказал:
— Иван Иванович! А ну, покажи-ка нам, какое тут для нас жилье вырисовывается!
— Еще ничего такого не вырисовывается, — виновато ответил Иван. — Есть лишь всякие наброски…
— Не скрытничай, Ваня, и секретов от нас не таи! — вмешался в разговор Игнат Антонов, заговорщически подмигнув Ивану. — Ты не бойся, секреты мы хранить умеем, ни одна душа от нас ничего не узнает.
— Да и секретов у меня никаких нету.
— Так-таки и нету? — удивился Антон. — Тогда и раскрывай нам свои карты!
— Что ж вам показать?
Иван смотрел на добродушные, с давно небритой седой щетиной лица Антона и Игната, и ему трудно было удержать улыбку. Его и радовало и удивляло то, что эти незнакомые ему жители Птичьего забрели к нему и так настойчиво просят показать его работу.
— По правде сказать, — заговорил Антон, просяще глядя на улыбающегося Ивана, — нас сильно интересует именно тот домишко, в каком мы вскорости поселимся на жительство.
— К сожалению, пока еще нету такого домишки.
— Нету? — удивился теперь уже Игнат. — Как же так «нету»! А на бумаге? Что это у тебя на столе?
— И на бумаге пока еще одни наброски, — с грустью сказал Иван. — То, что вы видите на столе, — это моя будущая дипломная работа. Да вы присаживайтесь. Вот здесь.
Иван указал на стулья. Кумовья из Птичьего, комкая в руках картузы, охотно уселись. Иван спросил:
— Вы из Птичьего? — Из него…
— Расскажите, как вы там живете-поживаете?
— Это в каких смыслах? — спросил Игнат, искоса взглянув на Антона. — У жизни веточек много. Одна веточка ничего, зеленая, растет, к небу тянется, а другая чахнет, засыхает.
— Ну, а та веточка, какая хатой называется? — спросил Иван в тон Игнату. — Какое у вас жилье?