Сыновний бунт

— Плохо, друг! — решительно отрезал Нечитайлов. — Нельзя, Иван Лукич, так узко житъ… Ты поставляешь народу хлеб, мясо, молоко и прочие блага — это похвально! Но ты должен знать, что высота, на каковую, как по невидимой лестнице, взбирается самолет, сильно поучительна для жизни человека… й ты не усмехайся и не крути ус — Нечитайлов положил на стол могучие кулаки с волосатыми на сгибах пальцами. — Тогда запомни, друг: самолеты, как и люди, бывают разные. По той причине и высота у них неодинаковая. У каждого своя… Один пошел вперед, вырвался из строя, обогнал и поднялся так высоко, что до него не дотянуться, а другой с виду будто такой же гражданин, а подняться не может… Ты чего крутишь головой? Не согласен, друг?!

— Интересно, но неразборчиво, — сказал Иван Лукич. — Что-то ты загибаешь, отставник! В чем именно, не разберу, а чую, загибаешь!

— Никакого тут, друг, загиба нету. — Нечитайлов дружески улыбнулся, щуря глаза. — Если не разумеешь, так ты возьми для примера самого себя. Паришь в небесах, и паришь так, как тот лайнер! А разве ты один на свете председатель колхоза? Сколько вас в стране? Не меньше, чем летчиков, — тысячи… И есть мужчины на вид, может, посолиднев тебя и усы носят покрасивее твоих, а идут не тем, друг, эшелоном, не тем… А есть такие, что летят визуально…

— Как, так?

— Визуально, — значит, низко, возле самой земли…

— Да, верно, — согласился Иван Лукич, — такие есть…

— А почему они летят визуально? — Сжал ладонями редкие седые волосы, пригладил их назад. — Почему? Разве они в душе не орлы? Разве им не хочется приблизиться к тебе, а то и обойти тебя, подняться ещё выше? Э, друг, и хочется, и ещё как хочется! Человек так устроен природой — тянется, как цветок к солнцу, к славе, к почету… Только не всем это дается. — Смеялся и приглаживал спадавшие на лоб совершенно белые пряди. — Думкой и они где-то там, за облаками, а практически отстают, не умеют дело вести, нету таланта… Правильно я говорю?

— Всякое бывает…

— А почему бывает? Всему виной потолок: он мешает подняться…

— Что, что? — переспросил Иван Лукич — Это ещё что за диво — потолок? В чистом небе — и потолок? Смешно…

— Смешного мало, — грустно проговорил Нечитайлов… — Ты приглядись хорошенько, есть эти потолки, черти бы их побрали, и в помещё нии и в небе… И выше этого потолка, как ни старайся, не прыгнешь, друг. Я тебе поясню. У каждого самолета есть в полете такая невидимая черта, выше которой ему не подняться. Сил у мотора не хватает… А родится новый мотор, посильнее и порезвее, — пойдет самолет выше, раздвинет, как плечами, небо… Так-то, друг!

— А предел есть? — озадаченный услышанным, спросил Иван Лукич. — Чтобы выше которого…

— Нету! — Смело заявил Нечитайлов. — Предела нету, потому что все наше движение подчинено разуму человека, его воле, а человеческая мысль беспредельна… Она не знает преград… Пример свежий — спутники, ракеты…

Нечитайлов вдруг умолк и, запрокинув голову, долго смотрел в чистое, озаренное светом небо.

— Только вот что я тебе скажу, Иван Лукич, как другу. — Нечитайлов все так же не отрывался от неба и говорил негромко, мечтательно. — Буду говорить иносказательно, но понятно… И знать тебе это надобно. Твой, Иван Лукич, полет многих и радует и удивляет. Да, да, именно удивляет! Ты в почете, ты достиг такой высоты, что может закружиться голова — это тоже бывает. Но знай, Иван Лукич, такой твоя высота вечно не будет. Почему? Жизнь, она, брат, тоже в полете, не застаивается. И в той жизни явится человек, у которого потолок окажется куда выше твоего, и тогда берегись! Обойдет, обгонит… — Да чего же мне бояться?

— Отсталости — вот чего бойся… Отсталому, ох, как плохо!.. Вот и я когда-то был… А! Бросим об этом! Выпьем за твою, Иван Книга, высоту, за то, чтобы ты никогда не снижался и чтобы потолок твой поднимался все выше и выше…

Иван Лукич выпил неохотно. Желая переменить разговор, он спросил:

— Ну, а ты что? Пришёл прогуляться?

— Улетаю. — Суровое лицо летчика стало гордым, смелым. — Да, улетаю, друг, улетаю…

— И далек твой путь?

— Да как тебе сказать, — небрежно ответил Нечитайлов. — ещё не решил. Мой штурман, каналья, тоже об этом не подумал. Так что я ещё не знаю, с каким ветром умчусь. Может, лягу курсом на Ташкент, а может, на Кишинев… Как думаешь, куда лучше?

— Да это как-то трудно сказать, — уклончиво ответил Иван Лукич. — Признаться, затрудняюсь…