Syntheism - Creating God in the Internet Age

Ценности и оценки информационизма вытекают из того, что мы называем этикой интерактивности (см. "Машины тела"). Сетевые динамические эффекты должны лежать в основе производства ценностей и оценок в сетевом обществе, где все - от физики и биологии до художественного творчества и религиозной практики - характеризуется одержимостью внутридействующими явлениями, и не в последнюю очередь их отношениями друг с другом. Это мир, где все всегда, по выражению Фридриха Ницше, как минимум два, а зачастую и во много раз больше. Агентство перемен в таком мире - само по себе чрезвычайно сложное явление: многополярное, многомерное, многозависимое и во всех направлениях опутанное своим окружением. В реляционистском обществе, в реляционистском мире этика должна быть сначала интерактивной, а затем и интраактивной.

Этика интерактивности может и должна быть противопоставлена гиперсубъективистской этике последнего великого этика-индивидуалиста, литовско-еврейского философа Эммануэля Левинаса. По мнению Левинаса, "другой" утратил всякое содержание и стал пустой целью для выживания этики вообще. С почти психотической убежденностью Левинас утверждает, что этика - это первичная философия, что она предшествует и диктует онтологию, эпистемологию и метафизику. Справедливость - это обещание помнить о жертвах прошлого и стремление действовать справедливо в будущем. Левинас добивается своего этического фундаментализма, сводя другого лишь к лицу, в присутствии которого, как утверждает Левинас, он испытывает слепую экзистенциальную любовь почти библейского масштаба.

Без этой слепой этики для Левинаса нет субъекта. Только во встрече между незнакомцами появляется метафизическая бесконечность. Отношения между изолированным субъектом и изолированным объектом, как его эмоционально перегруженной мишенью, вряд ли могут быть более ясными, чем у Левинаса. А что, собственно, было встроенным логическим завершением индивидуализма, если не эта в корне банальная мистификация другого? Единственный заметный выход - это чистый разрыв с индивидуализмом, что и делает синтетизм. Не существует целостного субъекта, который переживает себя как постоянную сущность, либо сам по себе, либо как причудливый побочный продукт романтического поклонения другому. Вместо этого первична запутанность. И в этой запутанности возникает нечто совершенно иное, чем индивидуалистическое увлечение Левинаса с его авраамической ностальгией.

Синтетизм открывает путь к этике интерактивности, основанной на стремлении запутанного, протянутого феномена к собственному выживанию, его воле к интенсивности и расширению. Первичное возникает не в этике и не в том, что субъект испытывает к другому. Первичным является существование Вселенной и то, как это существование проявляет себя, приводя людей в движение по отношению друг к другу. Индивидуалистическое увлечение Левинаса сменяется проявлением Синтеоса во встрече между людьми. Эта встреча получает свою экзистенциальную субстанцию не через определенную эмоцию или священное жертвоприношение только в одном направлении между двумя изолированными друг от друга субъектами, как это представляет себе Левинас, а в сознательном совместном действии двух равных агентов - одновременно и сплетенных, и автономных, - которые осознают, что актом воли они действительно могут и поэтому решают впустить агапэ в отношения между ними, которые таким образом решают сакрализовать встречу и совместное действие. Синтез просто возникает, когда любовь между людьми устанавливается как совместная истина, как действие.

Сакрализация, о которой идет речь, может быть усилена за счет совместного употребления ЛСД, мескалина, МДМА, псилоцибина или любого другого из множества мыслимых химических веществ для братания в рамках священной церемонии. Уже в "Рождении трагедии" Ницше описывает, как наркотический опыт представляет собой восстановление дионисийского мировоззрения, соединение человека с природой, религиозный опыт существования в целом. Видение Ницше о духовных возможностях наркотиков стремительно воплощается в жизнь в XX веке: Альберт Хоффман впервые синтезирует ЛСД в 1938 году и позже рассказывает о своих драматических духовных переживаниях под воздействием наркотика; Олдос Хаксли подробно пишет о своем религиозном опыте с мескалином в 1953 году; а Александр Шульгин синтезирует МДМА, употребляет его со своими близкими друзьями и рассказывает об их духовном опыте в 1976 году.