Сыны грома

Приспешник Эльдреда положил меч, снял шлем, стряхнул щит и выбросил руки вперед, дразня ярла кровавой улыбкой, исполненной ненависти. Сигурд сплюнул и, издав хриплый звук, вонзил оружие своего отца в разостланный на земле плащ. Стало тихо, как в могиле… а через мгновение враги сцепились, точно два оленя. Я съежился, надеясь, что Улаф остановит их, и зная, что он этого не сделает. Противники, перекатываясь, неистово били друг друга и царапали ногтями. Каждый силился одержать верх. Вдруг все вздрогнули от душераздирающего вопля. Кричал Маугер: Сигурд вырвал ему глаз, который теперь болтался на кровавом шнурке. Превозмогая нестерпимую боль, англичанин ударил ярла кулаком в подбородок. Затем, нащупав порез на щеке Сигурда, пальцы Маугера стали впиваться в мясо. Толпа викингов глухо застонала. Наш ярл лбом разбил противнику нос, потом схватил его мускулистую руку, зажал ее и рванулся вправо и вниз. Раздался щелчок, похожий на треск полого дерева. После этого Сигурд с ревом оторвал глаз, свисавший из кровоточащей глазницы врага, и бросил его Эльдреду под ноги.

Лицо и борода Маугера были сплошным темно-красным месивом, а левая рука беспомощно повисла, но он продолжал слепо размахивать правым кулаком. Страшная, невообразимая сила исказила лицо ярла, и он поднялся на ноги. Не обращая внимания на удары, которыми все еще сыпал англичанин, Сигурд обхватил его голову и, воскликнув: «Один!» – повернул ее так, что она описала почти полный круг. Снова раздался оглушительный треск. Уронив вторую руку, как птица роняет сломанное крыло, Маугер затих. Сигурд толкнул его коленом в плечо, и тело беззвучно перекатилось на бок. Теперь все было кончено. Наш ярл победил.

Глава 8

Улаф и Флоки Черный подбежали к господину и подхватили его под руки. В тот же миг ноги у него подкосились. Лицо и доспехи Сигурда были сплошь залиты блестящей кровью. Борода и волосы болтались темными клочьями. Он повис на плечах своих людей, как звериная туша. Пока его уносили с места сражения, Эльдред и другие саксы обступили Маугера, до сих пор не веря в то, что их первый воин мертв. Асгот рявкнул оставшимся викингам, чтобы те не позволяли англичанам трогать тело, а сам поплелся за Сигурдом, на ходу заламывая руки и взывая к богам. Я стоял как оглушенный. То, что я видел и в чем участвовал, потрясло и возбудило меня. Воители, чей поединок оказался таким жестоким, внушили мне ужас и восхищение своею силой, своим мастерством, своей готовностью стоять до последнего. И все же было жутко видеть такого дюжего воина, как Маугер, растерзанным, точно он не человек, а бездушный кусок мяса. Перед битвой оба противника походили на богов войны, повелителей поля брани. Теперь один стал едой для червей, а другой истекал кровью. Наш ярл был как корабль, разбитый волнами о скалы и рассыпавшийся на многие бревна. Нам оставалось лишь ждать, куда его вынесет течение судьбы.

Кто-то из норвежцев принялся древками копий отгонять саксов от трупа, кто-то начал снимать веревки и выдергивать колья. Сигурдов меч все еще стоял, воткнутый в землю сквозь расстеленный плащ, и казался последним веским словом в ожесточенном споре. Потаенная часть меня, та часть, в которой до сих пор бурлила кровь, тряся и скручивая мои мышцы, страстно захотела ухватиться за рукоять этого меча, как будто, прикоснувшись к ней, я мог глубже впитать в себя страшную славу произошедшего.

– Лучше молись, парень, чтобы он выжил, – проворчал Брам Медведь, указав на обагренные плащи. Бьорн и Бьярни вынимали деревянные щепы, пригвождавшие покров к земле. – Клянусь волосатым задом Одина, эта кровь текла бы, как раньше, по жилам Сигурда, если б не ты. И о чем ты только думал? Маугер… – викинг сплюнул, – этот подлый пес был не жилец. Сигурд уже одержал верх. А ты возьми да отрази удар! Даже если б ты дал мне по роже дохлой рыбиной, я бы так не остолбенел. Я подумал, что сплю.

Лоб Брама пересекла глубокая морщина. Он пристально посмотрел на меня, покачал головою и пошел прочь. Я заметил, что и другие викинги на меня смотрят. Да и стоило ли удивляться? Ведь Брам был прав. Я в самом деле нарушил ход поединка. Не заслони я Маугера от меча Сигурда, хольмганг завершился бы много раньше. За этот мой необъяснимый шаг ярл поплатился несколькими ранами, которые могли оказаться смертельными. Если теперь Сигурд умрет, обвинят меня.

Однако сердце мое холодело не только от страха перед разгневанными викингами. Мне думалось, будто, закрыв Маугера щитом, я выдернул нить из Сигурдовой судьбы, разорвал то, что сплели Норны. Если так, то нож в живот был бы для меня наименее суровой карой, ибо живущие в Асгарде любили нашего ярла (я не сомневался в этом даже тогда, когда сомневались другие), и мне предстояло испытать на себе гнев богов.