– Там, где источники добродетели могли бы струить святость, разрастаются глубокие болота зла, – возгласил он, не сводя с меня изношенных старческих очей. Я вдруг понял, что не надел полотняной повязки, которой прикрывал свой кровавый глаз. – Быть может, наш мир доживает последние дни – есть знаки, свидетельствующие об этом.
– Тем скорее мы должны стереть с лица земли врагов Христа, – сказал Карл.
– Или обратить их в истинную веру, государь, – произнес отец Эгфрит, подняв перст и бросив едва заметный взгляд на Сигурда.
В этот миг я ощутил тошноту: мой ум распутал узел, таивший в себе причину, что побуждала Эгфрита помогать нам в нашем деле. Куница в рясе задумала крестить Сигурда – это я знал давно. Но теперь я испугался, что ярл согласится взамен на содействие, какое оказывал нам монах.
– Книгу! – потребовал Карл. – Я желаю ее видеть.
– А хватит ли у тебя серебра, король франков? – произнес Сигурд с вызовом, вязко выговаривая английские слова. Его глаза по-волчьи глядели из-под шлема. – Или ты всё потратил на синие плащи да рыбью чешую для своих людей, которым место на пашне, а не на поле брани?
У меня подвело живот. Император уставился на Сигурда.
Эгфрит побелел, как смерть, и я подумал, что сейчас мы все погибнем от мощного натиска франкийской стали. Однако Карл вдруг улыбнулся. Вокруг его глаз обозначились следы, прорезанные сотней тысяч таких улыбок.
– Кто ты такой? – спросил он у нашего ярла, стоявшего теперь впереди Эльдреда.
– Я Сигурд, сын Харальда. Некоторые зовут меня Сигурдом Счастливым.
– Ты датчанин? – Улыбка Карла искривилась.
– Я не датчанин.
– Ты служишь лорду Эльдреду? – спросил император, кивнув на олдермена. Сигурд плюнул под ноги и отер губы тыльной стороной руки. – Мне ясно, – сказал Карл. – Так, значит, эти люди твои? И корабли, что стоят там?
– Они мои.
– Стало быть, вы язычники? – В вопросе императора прозвучала угроза.
– Этот монах мечтает загнать меня в реку и мокнуть головой в воду, – ответил Сигурд, указав на Эгфрита. – Ведь если человека чуть не утопили, он как будто уже христианин.
– И ты согласился принять крещение? – Большие глаза Карла превратились в щелки, исполнившись подозрения.
– Как знать, – сказал Сигурд. – Я еще не решил.
– Вот реликвия, мой государь, – пролепетал Эгфрит, поднося евангелие императору.
Тот взмахом руки велел монаху передать вещь Алкуину. Советник, чье нахмуренное лицо сделалось похоже на кору дуба, погрузился в изучение книги. Карл же продолжал буравить взглядом глаза Сигурда.
– Евангелие подлинное, мой государь, – произнес наконец Алкуин, тряхнув головой. Я не смог бы с точностью сказать, просто ли он потрясен тем, что держит такое сокровище в собственных руках, или же он в ужасе оттого, что до сих пор оно находилось в руках у нас. – Книге нет цены.
Карл бросил на своего советника раздосадованный взгляд: в чем-то Алкуин был глубоким мыслителем, однако торговаться не умел. Старец скорее ощутил, нежели увидел недовольство императора и поднял руку, признавая, что допустил неосторожность, но, как видно, не слишком огорчился: евангелие всецело завладело его вниманием.
– Я покупаю книгу, Сигурд, – молвил Карл, и в этот миг червь Эльдред решил, что пора позаботиться о собственной скользкой шкуре.
– Государь император! Спаси меня от этих людей! – выпалил он, вылезая из-за спины Сигурда и падая перед Карлом на колени. – Я, лорд и христианин, несколько недель томлюсь в плену у язычников. Со мною моя дочь.
– Ублюдок, – прорычал Пенда.
В том, как император взглянул на Эльдреда, была примесь отвращения, однако, как светоч христианского мира, он не мог оставить таких слов без ответа.
– Ты под моей защитой, лорд Эльдред, – сказал Карл, взмахом руки велев олдермену подняться. – Где твоя дочь?
Эльдред, обернувшись, указал на наш строй. Викинги наградили его взглядами, сулившими смерть.
– Она там, сир. Среди язычников. Ее имя – Кинетрит.
Карл кивнул.
– Выйди, Кинетрит! – крикнул он: теперь это был подлинно императорский глас.
Послышался лязг щитов и звон кольчуг. Стена расступилась, пропуская дочь олдермена.
– Лорд Карл, этот червь мой! – рявкнул Сигурд, но даже он мерк в сравнении с великим государем франков.
Император жестом велел Алкуину вернуть книгу отцу Эгфриту, и монах, почтительно склонив голову, отступил с христианской святыней в руках.
– Ты получишь свое серебро, викинг, – небрежно произнес Карл, махнув пальцами. – Иди сюда, девушка.
Кинетрит, подойдя, приветствовала императора наклоном головы. Золотые косы делали ее удивительно похожей на норвежку, хоть Брам сказал бы, что она слишком узка в бедрах.
– Теперь ты вне опасности, дочь моя, – сказал Карл, и, как ни стар он был, его глаза засверкали при виде ее красоты. – Твоему плену пришел конец, ты свободна.
Бросив взгляд на меня, Кинетрит уверенно произнесла:
– Государь, я не пленница. Я странствую с этими викингами по доброй воле. Они достойные люди, сир, хотя и язычники. А он, – она указала на Эльдреда, – ни во что не верует, и я призываю тебя верить ему не больше, чем лисе.