Сыны Несчастья (ЛП)

Летом 1305 года — Пейре еще не знал, что это будет его последнее лето в Арке — отары паслись отдельно на летних пастбищах. Стада из Кубьер были в Терменез, и щипали выжженную от жары траву господина архиепископа. Отары Арка разделились на маленькие группы. Пейре Маури вместе со своими кузенами Марти и юным Жоаном Мауленом, братом Эглантины, оставался всё лето недалеко от бастиды, на северных склонах широкой долины, и пас своих овец вместе с овцами Раймонда Маулена и Раймонда Пейре — Сабартес. Дни шли за днями. Донеслись вести, что освободили Гийома Пейре — Кавалье, но эта новость никого особо не обрадовала. Несчастный попытался обойти дома друзей, уверяя всех, что он никого не выдал инквизитору и ни на кого не донес, но совершенно разорился, покупая милости тюремщиков каркассонаского Мура, чтобы просто не умереть с голоду. Несмотря на это, все чурались его, словно представ перед неумолимым инквизитором, он сделался разносчиком Несчастья.

Лето, казалось, никогда не закончится. Но относительная близость поселка отнимала у этого лета, с точки зрения Пейре Маури, большую часть его прелести. Ему приходилось постоянно поддерживать контакты с жизнью в долине, особенно для того, чтобы встречать старых знакомых с высокогорья, молодых голодных людей из Монтайю или Праде, приходивших в долину, чтобы наняться на сезонные сельскохозяйственные работы — жатву или косьбу. В том году работа на пастбищах у Пейре как–то не клеилась, не приносила обычной радости, и он пообещал себе, что следующим летом непременно пойдет в высокие горы Сабартес с собственной отарой. Потом он молча злился, думая о том, что архиепископ Нарбонны никогда больше не выпустит отары Кубьер за пределы своей сеньории. А потом радовался, думая о том, что зимой, если Бог так захочет, его сестра Гильельма войдет в дом Белибастов из Кубьер. Если Бог так захочет, а захочет ли так князь мира сего? Тот, который поселил падших ангелов в темницах из плоти и грязи. Который делает всё, чтобы люди жили в забытьи и слезах… Что хорошего от него ждать?

Вот и настал конец августа. Пейре и его товарищи–пастухи спустились уже до самых пастбищ Пейра Сольс, прямо над Арком. Оттуда, сверху, можно было различить донжон и ограду белого замка мессира Жиллета, его сады и двор, загоны для скота и конюшни. Напротив солнце освещало силуэт Серре Гийом, голубевший в вечернем воздухе. Иногда по утрам из долины начинал подниматься легкий туман. Значит, через неделю или две они окончательно отведут отары домой, в родные загоны, чтобы отобрать овец для сентябрьской ярмарки.

Настал вечер, и вокруг сделалось темным–темно, несмотря на узкий серп молодого месяца; пастухи собирались ложиться спать. Окружив летники, они присыпали пеплом жар костров, делали последние глотки вина; в кристально чистом воздухе раздавался громкий стрекот кузнечиков и пение цикад, и было слышно, как юный Жоан Маулен уже раскладывает тюфяк из сухих трав, чтобы помягче было спать. Внезапно послышался стук покотившегося камня, и сразу же заливистое тявканье лабритов. Издалека им ответил яростный лай пату. Пейре Маури, как раз закончивший присыпать пеплом жар, резко вскочил и, не колеблясь, устремился к двум фигурам, выросшим перед ним из темноты.

— Пейре, Пейре, — позвал его мягкий голос, — который он сразу же узнал, а рука пришельца коснулась его плеча. Это был Раймонд Белибаст.

Молодой человек взял гостя за руку, отвел его к костру, склонился, чтобы раздуть жар, попросил его с товарищем сесть возле огня, а другие пастухи, отчаянно зевая, подходили приветствовать пришедших. При свете вновь вспыхнувших языков пламени они, из вежливости, решили выпить вместе с ними. Пейре Маури пустил по кругу пастушескую кружку, куда налил вино из своей фляги. Раймонд Белибаст, с измученным усталостью лицом, пил большими глотками. Его товарищ вытащил из своей котомки пустую кружку и протянул ее к фляге, чтобы налить вина. Пейре Маури не нуждался больше в другом объяснении: этот человек, которого он еще не знал, был добрым христианином. Но он молчал.

Немного позже, когда братья Марти, Жоан Маулен и другие пошли спать, Пейре разложил у потрескивающего костра всё, что у него было из провизии, и даже отрезал кусок ягнятины и положил его печься в жар. Как он и ожидал, Раймонд Белибаст рьяно набросился на еду, жуя мясо и сыр с аппетитом уставшего человека, а его товарищ съел только немного хлеба. Пейре молча наблюдал за ним. Это был молодой человек, с живыми жестами, красивыми белыми руками, крупным лицом, настолько гладким, что оно блестело в свете пламени. Прожевав хлеб, он поднял голову и посмотрел молодому человеку прямо в глаза, очень ясным и проницательным взглядом.

Тогда заговорил Раймонд Белибаст, тихим и невыразительным голосом.

— Мы идем из Лиму, — сказал он. — Сегодня ночью, как можно скорее, мы должны попасть в Кубьер. Время поджимает. Пейре, мы очень нуждаемся в тебе. Можешь ли ты проводить нас? Кроме тебя никто не знает кратчайших дорог и тайных тропок, где нас никто не встретит. Время поджимает, Пейре…