Сыны Несчастья (ЛП)

Я не стал пить, я поставил кубок на стол и поднялся. Я сказал, что мне нужно возвращаться к моим овцам, а сам стал думать, что же мне теперь предпринять. Я знал, что мне надо поговорить с моим братом Раймондом и шурином Гийомом Марти. В ту же ночь я покинул Арк. Ханжи и лицемеры всегда останутся ханжами и лицемерами. И они первыми предадут свою веру. Из дома Эсканье все еще слышались причитания и плач. На несколько секунд передо мной возникло лицо юной Эксклармонды. А потом, и тоже на миг, но как будто издали, я увидел Бернаду д'Эсквина. Но я уже знал, что все это мне придется покинуть. Мой дом, несколько пядей земли, всех, кого я когда–то считал своими друзьями, и на кого возлагал надежды, эти несчастные шестьдесят су, которые мне задолжал Раймонд Пейре, но также и то, что оставило во мне самые дорогие воспоминания — белую Канигу, скрывающуюся за массивной Бюгараш, дождь из ангелов в морском ветре, напевный голос доброго человека Жаума, стены цвета охры, которые я строил, свет калели, выхватывающий из темноты подвижные лица моего друга Берната и доброго человека Амиеля. Всю счастливую долину.

Через неделю я был уже в дороге, а вместе со мной шел мой брат Гийом. Мы возвращались в Монтайю. Он пошел меня искать по просьбе отца. Я оставил овец под охраной брата Раймонда. У меня с собой почти ничего не было, разве что красивый шерстяной плащ, который я отдал выткать из остатков шерсти, состриженной этой весной, да денег в кошельке, которые я собирался отдать отцу. Всё остальное — поле, жалование и дом — я бросил. Я ушел из земли Арка, из прочесываемого расследованиями Разес, где больше никто и ничто не могло меня защитить. Я испытывал только горькое удовлетворение от мысли о том, что ни Раймонд Маулен, ни Гийом Эсканье — ни даже Раймонд Пейре — не донесли на меня перед моим уходом. Мы шли быстро, Гийом и я. Сначала в Кийан, затем поднялись в землю Саулт, где нас встретил первый снег. Мне хотелось взять его в руки, ощутить его вкус. Когда мы прошли Рокефей, Гийом сказал мне, что нас могут арестовать в горах Сабартес точно так же, как и в низине. Но он улыбался.

Рождество в Монтайю, в кругу родных и близких, в фоганье моей матери. Я хорошо осознавал, что, возможно, я здесь в последний раз, что это мое последнее Рождество в Монтайю. Потому что сюда уже пришли холод, голод и страх. Кто знает, сколько еще времени добрая воля нашего графа, Мессира Гастона де Фуа, будет защищать нас от Инквизиции. После праздников, когда я снова попытался наняться к своему старому дяде Арноту Форе, чтобы не сидеть на шее у родителей, меня настигли слухи. Шептались, будто я бежал из Арка с поникшей головой и пустыми руками. Что я — беглец из–за ереси. Через Гийома Белота, кума моего брата Гийома, Арнот Форе передал мне, чтобы я к нему даже не совался. И эта ужасная правда меня ошеломила. Я стал опасным, я приносил беду. Одно мое присутствие могло скомпрометировать близких, привлечь к ним внимание следователей Монсеньора Жоффре д'Абли.

Я стал зачумленным, носителем еретической заразы.

ГЛАВА 22 НАЧАЛО 1306 ГОДА

И он сказал ему уходить прочь, ибо если он и дальше останется в Монтайю, то навлечет Несчастье на всех своих друзей. При этих словах Пейре Маури — так он мне сам сказал — расплакался. Он пошел к Гийому Бенету, из Монтайю… Гийом Бенет сказал ему, что даже если все его покинут, то он его не покинет, и что он может еще оставаться в этой земле, потому что Несчастье [Инквизиция] возможно, еще не скоро придет к ним…

Показания Гийома Маурса перед Жаком Фурнье, октябрь 1321 года

Вот так молодой Пейре Маури впервые вступил на путь знаменитых пиренейских перегонов. Беглец из–за ереси, отказавшийся идти исповедоваться к папе, после прихода из Арка был вынужден покинуть и Монтайю, чтобы избежать расследований Инквизиции и не компрометировать своих близких. Он последовал мудрому совету, который дал ему Гийом Бенет. Добрый верующий Гийом Бенет из Монтайю, шурин доброго человека Гийома Отье. Вообще–то, это ему следовало бы прежде всего опасаться, что Инквизиция заинтересуется Сабартес. Но Гийом Бенет обратился к молодому человеку со словами, исполненными сердечной дружбы, со словами, в которых он так нуждался.

— Не бойся ничего, Пейре, храни мужество. У тебя еще остались верные друзья, и у добрых людей еще остались верные друзья. Они никогда не предадут свою веру, в отличие от тех, кто предпочитает закрыться в четырех стенах и дрожать за свою шкуру! Даже если все покинут тебя, то я тебя не покину, никогда не покину.

Пейре улыбнулся. Его лицо просветлело.