Сыны Перуна

задев их, улетели в траву. С левой стороны, наперерез, неслись еще двое степняков. Это был один из тех дозорных отрядов, о наличии которых говорил Радмир своим молодым сородичам. Осознав опасность и подобрав поводья, юноша направил коня правее, вслед только что растворившейся в бескрайней степи хазарской рати. Справа с криками и посвистом наперерез мчались еще двое врагов. Преследуя жертву с трех сторон, всадники мчались, стреляя на ходу. Трое из хазар уже закинули луки за спину и разматывали арканы. Сивка мчался, едва не отрываясь от земли, пытаясь спасти себя и своего хозяина. Но степняки-кочевники не зря имели славу лучших в сепии стрелков. Две стрелы почти одновременно впились Сивке в круп и шею, и, запнувшись, верный конь начал падать на землю, увлекая Радмира за собой.

– Ну вот и все, пропал, – подумал юноша в тот момент, когда ему в бедро, пробив его насквозь до седла, впилась еще одна стрела. – Живым не дамся, лучше смерть, чем плен.

Вырвав из себя окровавленную стрелу и выскользнув из стремян, юноша соскочил с коня, и, перевернувшись через голову, вскочил на ноги. Первый аркан, наброшенный на руку, удалось сбросить. Отпрыгнув в сторону и выхватив нож-засапожник, Радмир одним легким взмахом рассек кожаную петлю, освободившись от второго аркана в тот момент, когда третья петля затянулась на шее и конь одного из преследователей широкой грудью сбил преследуемого с ног.

Сильный удар о землю потряс молодого радимича и он на мгновение потерял контроль над окружающим. Тут же придя в себя, он попытался вскочить на ноги. Юноша почти поднялся, но тут навалившееся на него тело соскочившего с коня хазарина вновь опрокинуло его на землю и помешало встать. Радмир не собирался сдаваться. Зарычав как зверь, напрягая все свое тело, он сделал новую попытку встать на ноги и сбросить с себя навалившегося врага. Но второй хазарин, ловко спрыгнув с коня, навалился славянину на ноги и изо всей силы рванул арканную петлю, сжимавшую горло юноши. Радмир начал хрипеть, жадно вдыхая воздух. В нос бил исходивший от врагов резкий запах давно не мытых человеческих тел, перемешанный с кислым запахом конского пота. Радмир сделал последнюю попытку избавиться от насевших на него неприятелей, которые что было сил крутили веревками руки пленнику и били кулаками его по голове.

В пылу этой борьбы юноша вдруг услышал или, скорее, почувствовал легкий удар, и тело одного из противников как-то неестественно дернулось и стало сползать на землю.

5

Их было всего лишь трое. Из-за высокой травы юноша не сразу смог разглядеть мчавшихся во весь опор всадников. Но когда тело пронзенного стрелой хазарина, заливая землю кровью, упало рядом, а второй враг сам вскочил на ноги, позабыв о пленнике, Радмир, приподнявшись на колено, увидел их.

Выскочив из-за пролеска на разъяренных конях, почти стоя в стременах и мягко пружиня на полусогнутых ногах, они мчались так, что казалось вот-вот сумеют догнать выпущенные ими же на скаку свистящие стрелы. Кони всадников, роняя из пасти пену, летели по ровному полю и, казалось, еще немного, и они оторвутся от земли. Сами же седоки, являясь образцом воинской доблести и отваги, в своем предвкушении битвы были одновременно прекрасны и ужасны.

Две стрелы почти одновременно глухо ударились в тело на секунду оторопевшего хазарина, который только что пытался вязать Радмира. Но он, игнорируя боль, вскочил в седло своего коня и, что есть силы хлестнув плетью несчастное животное, попытался спастись бегством, и только следующая стрела, впившись точно между лопаток хазарина, заставила того, широко раскинув руки, вылететь из седла. Конь, словно не заметив потери

всадника, продолжил свой стремительный бег, догоняя трех других кочевников, которые, не приняв боя, удирали с места событий в сторону недавно прошедшего по степи основного хазарского войска. Они удирали, выкрикивая на ходу непонятное слово:

– Уррусc! Уррусс!

Первый хазарин, с застрявшей в горле стрелой, пробившей кадык и шейные позвонки, уже не подавал признаков жизни. Радмир поднялся с колена и, озираясь по сторонам в поисках выроненного ножа, только сейчас увидел лежащего неподалеку несчастного Сивку. Позабыв про нож и раненную ногу, из которой лилась кровь, юноша бросился к издыхающему коню. Сивка жалобно ржал, хрипел и дергал ногами.

– Не спасти, – голос возвышавшегося над Радмиром воина был глухим и хрипловатым, речь была славянская, но с легким непривычным акцентом.

– Добей. Негоже, чтобы животина зазря страдала, – и внезапный спаситель протянул юноше его же потерянный нож.

Молодой радимич поднял глаза на своего собеседника. Двое других воев находились неподалеку и поглядывали то на стоявшего на коленях перед умирающим конем Радмира, то вслед умчавшимся в даль хазарам.

– Давай, парень, не робей, коню больше не помочь, лучше займись собой, вон как хлещет, – и собеседник Радмира указал рукой на кровоточащую рану самого юноши.

– А то давай помогу.

– Нет, я сам, – Радмир взял из рук воина нож и на мгновение замер.